Дыхание Церкви
Великий Четверг
На малом повечерии накануне Четверга — вновь трипеснец Андрея Критского. На фоне Божественной тишины, наполняющей Сионскую горницу, громом священного негодования звучит тема “Иудина окаянства”. Мы призываемся горницу сердце предуготовить и вечерю благочестие и одновременно содрогаемся от мысли о предателе-ученике, являющем нрав сребролюбия… образ безумия… жестокаго сердца утробу… лобызание льсти. Далее раскрывается святая тайна Тайной Вечери: Христос — новая Пасха, “тайная и живожертвенная”. И вскоре — другая тема Великого дня: “честное умовение”, Божественное смирение, толковать которое “неудобно есть”, но можно благоговейно описывать: Смирився нас ради Богатый, от вечери востав, лентий прием, сим препоясался еси, и преклонь выю, омыл еси ноги учеников и предателя. — Что Тебе принесем, Христе? — отзывается в душе, и в конце трипеснца слышим торжественный ответ и призыв: Христос учреди мир, Небесный и Божественный Хлеб: приидите убо христолюбцы, бренными устнами, чистыми же сердцы, приимем верно жремую пасху, в нас священнодействуемую.
Великий Вторник
На повечерии в трипеснце звучат многие темы, которые должно вместить в наступающий день. Во-первых, это уже упомянутые пророчества о последних временах и далее — последние притчи Господа: о десяти девах, о талантах, о Страшном суде. Преклоняясь в трепете перед Божественным всеведением, с особой силой преподобный Андрей говорит о пришествии в славе неумолимого Судии: душе моя, слышала еси, готова прочее быти потщися. А в конце трипеснца снова возвращаемся к имеющему совершиться скоро: Грядет всех Судия изведен быти на суд — через два дня, когда Отцу Жертва приведется.
Великая Суббота
Наступает благословенная тишина Великой Субботы — дня, в который почил от земных трудов Своих Единородный Сын Божий. Его Божественная Душа сходит во ад, Его нетленное Тело предаётся гробу. Адова победа прогнася, гроб становится райским входом. Мы это знаем и об этом будем свидетельствовать миру в светоносную ночь Воскресения. А пока… пред нами уязвлённое ранами, бездыханное Тело Божественного Страдальца, которое являет Святая Плащаница.
Великий Понедельник
Богослужебное начало Страстной — вечерня Недели цветоносной, Входа Господня в Иерусалим. Праздник ещё не отошёл, и на Господи воззвах поются радостные стихиры, воспевающие кроткого Христа Царя, пришедшего в правде, имеющего множество щедрот, Единого Милостивого и Человеколюбца. Но уже на прокимне вечерни слышим не великопостные покаянно-утешительные темы (Не отврати лица Твоего, Дал еси достояние боящимся Тебе, Господи), а звучащее необычно обычное: Се ныне благословите Господа, вси раби Господни. Отходит время покаяния, наступает время стояния “во дворе Господнем” — там, где центр человеческой истории. Се время славословия Царя славы. И двором Господним в особой мере становится храм, где мы таинственно участвуем в священных событиях Страстной. Вскоре, в стихирах на стиховне, слышим, как Церковь уводит нас от ветвий и ваий, яко от Божественна праздника — в Божественный… праздник, к честному Христовых Страстей… Таинству.
Великие, они же — Царские — часы
1. Великое достояние трёх величайших праздников богослужебного года — службы Великих (иначе — Царских) часов. Совершаются они, как известно, в Великую Пятницу Страстей Господних, под Рождество Христово и в канун Святого Богоявления. Скорбные дни эти, дни Божественного уничижения — кеносиса, сопровождаемые строжайшим постом, обращены не столько к покаянному переживанию священновоспоминаемых событий, сколько к действительному приобщению верных Господу — в богослужебно — и потому реально — осуществляющейся встрече неба и земли, вечности и времени. Такого рода приобщение в принципе заложено как в самой идее праздника духовного (“Седьмой день — Господу Богу твоему”), так и в смысле евхаристическом, ибо что, как не участие в Таинстве таинств — причащении, — являет нам праздник в возможной полноте? Мы же говорим ещё и об особой атмосфере великих дней, когда явственно блекнет, почти исчезает временное, уступая место вечному, однажды совершившемуся. Такие богослужения ожидаются целый год, мы стараемся приуготовиться к ним, чтобы слухом посильного смирения вновь услышать некогда слышанное, а если даст Господь, то и неуслышанное раньше. Как же бывает горько наблюдать, что именно эти преисполненные великих смыслов службы или скудны на молящихся, или — того хуже — и вовсе опускаются.