Послесловие к сносу Дома Малышевых
Немного предыстории
В начале февраля 2018 года на сайте «Православие.Ру» была опубликована статья «Нам – Голгофа… Дом-храм Малышевых в Вышнем Волочке и его обитатели». Комментарии читателей пошли сразу. Идея сохранить дом как музей Новомучеников ни у кого не вызывала сомнений:
- «Безусловно, дом-храм надо отстоять от уничтожения. И хранить память о новомучениках».
- «Дом-храм должен быть сохранен. Помоги, Господи!»
- «Настоящие герои! Светлая им память! Спаси Господи!»
- «Помоги, Господи, сохранить дом-храм!!!»
- «Помоги Господи! Пусть стоит дом, пусть будет музей. Хватит разрухи. Пусть будет память для наших детей и внуков, которые о своей истории так мало знают. Раньше молчали, теперь перевирают».
- «Вот на таких подвижниках Церковь и выстояла. Но, что удивительно: даже среди людей, именующих себя православными, всё чаще встречаются люди, тоскующие по “славному советскому прошлому”. Что за каша у людей в головах. Святые новомученики, молите Бога о нас!»
- «Святые новомученики, молите Бога о нас! Как бы хотелось сохранить этот дом».
- «На земле праведника преподобного Иосифа Волоцкого должен быть памятник новомученикам. Нужен он русским людям всех поколений. Святой новомученик протоиерей Петроградский Михаил Чельцов, моли Бога о нас. Внук, Анатолий Чельцов».
На сегодня счетчик показывает более 42 тысяч просмотров. Интересно, что всё население Вышнего Волочка немногим больше – около 48 тыс. чел. на 2017 г. Наверное, какая-то часть вышневолочан посмотрела публикацию о доме Малышевых.
Публикация заканчивалась вопросом: «Услышат ли городские власти голос Церкви в защиту этого пространства памяти, или дом-храм пойдет под снос?..» В 2011-м году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви принял решение умножить усилия для распространения в народе почитания святых новомучеников и исповедников.
В истории с домом Малышевых на улице Урицкого получилось наоборот. Память XX века оказалась увековеченной в имени палача-чекиста, а имена людей, которые противостояли безбожию и пали жертвой государственного бандитизма, преданы забвению. Пора подвести итоги, извлечь уроки и задуматься.
Вышний Волочек
Вышний Волочек
О бедственном положении с сохранением тверских святынь Денис Михайлович Ивлев, председатель Вышневолоцкого краеведческого общества, писал ещё в 2015-м году, комментируя снос храма в Спирово:
«Итоги борьбы против сноса Успенской церкви в Спирове: http://www.tversvod.ru/event352. В наше время храмы рушат, только прикрываясь другими законами другого государства. Священство молчит и ждёт, что скажет гражданская власть, встать на защиту святыни никто не решается. Увы, время новомучеников и исповедников прошло».
Денис много лет борется за сохранение памятников прошлого, и в этой борьбе дом Малышевых – только один из эпизодов его деятельности.
Денис Ивлев. Фото: vk.com
Весной 2017 года в Тверь были направлены ходатайства от двух петербургских приходов о включении дома Малышевых, как объекта, обладающего признаками объекта культурного наследия, в единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации. В них отмечалось, что здание находится в удовлетворительном состоянии и может быть использовано как домовый храм и церковный музей. Оба подписавших эти обращения священника получили по ответу от начальника ГУ М.Ю. Смирнова:
«Дом жилой Малышевых, первой трети ХХ в., расположенный по адресу: Тверская область, г. Вышний Волочек, ул. Урицкого, 67, включен в список объектов, обладающих признаками объекта культурного наследия. О принятом решении о включении объекта, обладающего признаками объекта культурного наследия, в перечень выявленных объектов культурного наследия, либо отказе в таком включении Вам будет сообщено дополнительно»
(05.05.2017 исх № 2193/02).
Малышевых осудили за тайные литургии, бывшие в их доме
Когда перед войной Мария и Борис Малышевы вместе с другими активными прихожанами Богоявленского собора пытались бороться в рамках закона против его закрытия, события развивались точно так же: обращения в городские инстанции, в Калинин, в Москву, всюду пишут ответы, запрашивают документы, а по сути, идет игра кошки с мышкой – всем все понятно, «бодался теленок с дубом». В конце концов Богоявленский собор был закрыт и разграблен на совершенно «законных» основаниях. И столь же «законно» были наказаны за нелегальные богослужения его прихожане, собиравшиеся по квартирам. Причем универсальная 58-я статья была виртуозно применена к ним задним числом: она предусматривает радикальное ужесточение наказания за одни и те же деяния, если они совершены в военное время. Малышевых осудили по нормам военного времени за тайные литургии, бывшие в их доме до войны. И у всех, кто углубился в историю этой семьи, было ощущение дежавю, когда нынешние чиновники демонстрировали то же самое лукавство и ангажированность, что и их предшественники.
Борис и Мария Малышевы. 1939 год
В декабре 2017 года один из наблюдавших за ситуацией написал своеобразное пророчество:
«Основная причина, по моему, в том, что некому взять и содержать этот дом в качестве некоего музея. Дом хоть и крепкий, но запущенный, – кто будет его приводить в порядок? А место выгодное. Соседний дом ушел в землю почти по окна, но у него есть хозяин, а здесь казенное жилье, людей расселили, а место кому-то продадут без всякой мороки».
Теперь можно признать: пророчество это сбылось в полном объеме. Все происходило под покровом тайны, но в маленьком городе трудно хранить что-либо в секрете, и слухи про передачу земли новому владельцу с обязательным условием сноса дома поползли по городу.
Словно в подтверждение этих слухов, 20 ноября 2017 г. Глава города Вышний Волочек в письме на имя председателя ВИКО, члена Совета регионального отделения ВООПИК Д.М. Ивлева, пишет, что здание по адресу Тверская область, г. Вышний Волочек, ул. Урицкого, 67 расселено в соответствии с муниципальной программой, утвержденной в 2013-м году, которой установлены сроки сноса упомянутого дома в 3 квартале 2017 года. Администрация города взаимодействует с госуправлением по охране объектов культурного наследия Тверской области, и в перечне объектов культурного наследия дом не значится. Копия письма направлена дочери Малышевых – Ольге Борисовне Анисимовой, также направившей главе города просьбу передать дом Казанскому женскому монастырю. Видимо, специально для нее в конце письма указано: просьб о передаче дома от приходов РПЦ и Казанского женского монастыря в администрацию не поступало. То есть власть снимает с себя всякое подозрение в необъективности и разводит руками: сами виноваты, не боретесь за свои святыни, вот мы и сносим их в плановом порядке.
Чтобы привлечь к теме внимание всей Церкви, связались с газетой «Вера», их корреспондент как раз ехал в командировку и включил в свой маршрут тему Малышевых – он побывал и в Вышнем Волочке, и в Вятлаге, получил гору материала. Но статья вышла... через полгода, когда дом уже был снесен. Параллельно обратились на сайт «Православие.Ру», там публикация вышла в феврале, редакция сайта проявляла живой интерес к происходящему. Выезжал в Вышний Волочек и корреспондент телеканала «Союз», на всю страну показали видеосюжет, ссылка на это видео есть в публикации на сайте «Православие.Ру». Было очевидно для слушателей и зрителей, что дело святое. Но этими прекрасными мыслями все и ограничилось. Повисла тягостная пауза.
Уничтожение Дома Малышевых
22 марта Денис Ивлев написал:
«Здание вряд ли что-то спасёт, кроме чуда. Фото прилагаю. Я один тут в городе за него, остальные или делают вид, или молча сочувствуют. Помощи нет ни от кого...».
Господь не увидел нашей решимости и попустил разрушить дом
Бог помогает тем, кто до конца отдает себя, а таких людей, увы, не нашлось. Каждый из нас знает свою меру, и осуждать за это некого, но горечь от этого не меньше. Господь не увидел нашей решимости и попустил разрушить дом.
Интересно, что на просьбу вступиться борьбу за дом Малышевых один петербургский батюшка ответил: «С какой стати я буду лезть в чужую епархию? Это их дело. И что я буду делать, если вдруг мне этот дом отдадут?» Сказано жестко, но по делу. Действительно, надо знать, где кончается «твоя война» и начинается уже просто «экспорт» твоих мыслей и намерений каким-то людям, у которых нет таких мыслей и таких намерений. Либо ты должен найти союзников на месте, либо сам туда поехать организовывать музей, либо смириться с тем неприятным фактом, что вышневолоцким верующим это не очень надо – и Господь им показывает степень их веры вполне наглядно. Иногда поражение в духовном плане ценнее победы.
2 апреля от Дениса пришёл финальный текст:
«Конец Великого поста омрачился разрушением храма. Для кого-то это просто дом, для кого-то это участок, годный для того, чтобы заработать денег, для кого-то это – святыня, редчайший для нашей области и России в целом тайный катакомбный храм. Много было сказано мнений и крупными чиновниками, и простыми верующими людьми. Первые разводили руками: ничего не поделаешь – аварийное жильё, и с умными лицами говорили в интервью о том, что такие дома не нужны городу. Другие просили помощи... Сначала поставить на охрану как исторический объект, потом просто дать возможность разобрать и перевести на территорию монастыря, которому когда-то этот дом был завещан его строителем. Мы не в первый раз сталкиваемся с остервенелой солидарностью тех, кто видит в своём историческом прошлом лишь пустые гнилушки, недостойные сохранения и существования. И это не только трагедия Вышнего Волочка. Это происходит повсеместно. Где-то срубается лепнина, где-то росписи, где-то разрушают храмы и исторические здания под кинотеатры, парковки, торговые центры. Мы столкнулись с удивительной слепотой ответственных за сохранение архитектуры органов – мы им мало якобы прислали информации о здании. Думаем, не обошлось без “согласовательных” звонков заинтересованных лиц. Сегодня у них с души камень упал: дом ломают, скоро будет куча дров и участок под застройку... Но есть на свете и Высший Суд, и Судия Нелицеприятный, Который каждому воздаст по делам его. Сегодня мы прощаемся с домом, который успел стать родным, домом-храмом, откуда началась дорога на Русскую Голгофу ни в чём не повинных вышневолочан. Их истязали и убивали за то, что они верят в Бога. Они не вернулись сюда, в те стены, где когда-то священник говорил такие проникновенные слова Божественной службы: “Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час Апостолам Твоим низпославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящих ти ся”».
Послесловие:
«“Хозяин участка” дал два дня на разбор и перевозку здания, будто бы в насмешку, прекрасно осознавая, что за два дня найти бригаду реставраторов-плотников невозможно... К концу второго дня дом уже ломали... А он показывал свои сосновые смолянистые раны с брёвнами, где ни следа гнили. Бог им судья!»
В интервью уже постскриптум он с горечью отметил:
«У Священноначалия мы не нашли никакого отклика... Богоявленский собор тоже промолчал, не дал никакого официального комментария».
И это при том, что Малышевы вместе с другими прихожанами собора боролись за Богоявленский собор, пели на тайных литургиях, не давая угаснуть молитве в городе, а оставшаяся опекать их сирот монахиня Марина (Изотова) вместе с другими тайными монахинями возрождали этот собор и прислуживали в нем после открытия. Все эти люди дорого заплатили за свою деятельную веру.
Игумения Феофилакта (Левенкова)
«Потомки хозяев заповедали, чтобы этот дом отошел Казанскому женскому монастырю. К сожалению, власти нам его не передают. И мы просили: если уж разбирают, чтобы передали нам хотя бы этот сруб, чтоб не увозили на сжигание, а привезли на территорию нашего Казанского женского монастыря. Можно было летом залить фундамент и быстренько его собрать, сделать часовню, а в келье музей».
В конце апреля небольшая группа верующих из Питера посетила Вышний Волочек – они приехали к месту событий как раз в тот момент, когда остатки бревен распиливали на дрова[1]. В отчете о поездке они написали:
«Оказалось, что дом был не старым. В подвале бревна были такими большими, что их не могли распилить. Все бревна сохранились как новенькие – не прогнившие и не испорченные. Повсюду в грязи лежали какие-то старые документы 1950-х годов. Отчего же такая спешка? И это при том, что в городе десятки (!) разрушенных деревянных домов с обвалившимися крышами, заколоченными окнами и обгоревшими фасадами. Оказалось, что рядом с домом Малышевых находится мойка для машин одного из депутатов городской думы, и дом разрушили, чтобы подъезд к мойке сделать более удобным. Как говорится сейчас, no comments».
Ну, почему же «no comments»? Просто надо вспомнить слова апостола Павла: Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет (Гал. 6, 7). Депутатов, бизнесменов и чиновников это тоже касается.
Чью память будем хранить: мучеников или их убийц?
Бог им судья. Он и нам всем судья. Можно обрушить праведный гнев на чиновников из Главного управления по государственной охране объектов культурного наследия, которые, вопреки требованиям закона, за два года не удосужились провести положенной экспертизы. Если поинтересоваться перечнем объектов, которые эти чиновники охраняют в Вышнем Волочке[2], то десятую часть списка составят места, связанные с нелегальной деятельностью большевиков:
- Дом, в котором в 1892‒1917 гг. жил организатор вышневолоцких большевиков Артюхин М.И.
- Памятное место, где в 1903-м г. впервые состоялся митинг бастовавших рабочих фабрики Прохорова.
- Дом рабочего-революционера Кожевникова М.Н., где в 1894‒1905 гг. устраивались нелегальные собрания социал-демократов города.
- Дом Мельницких А.Н. и Н.Н., где в 1894‒1896 гг. собирался первый в Вышнем Волочке социал-демократический кружок.
- Дом Артюхина М.И., в котором был разработан план перехода власти в руки Советов.
- Памятник В.И. Ленину, 1962 г.
- Здание коммунистического клуба, где 7 октября 1919 г. состоялось первое собрание революционной молодежи города, положившее начало Вышневолоцкой комсомольской организации.
- Здание воскресной школы, где в 1902-м г. возник социал-демократический кружок.
- Здание, где 08.11.17 г. была провозглашена Советская власть в городе и уезде.
- Здание уездного исполкома, где в 1917‒1922 гг. работала видный партийный работник и общественный деятель Артюхина А.В.
- Памятное место, где в 1902-м г. состоялась первая маевка вышневолоцких рабочих.
Как-то странно, что в стране, где 80% населения, включая тверских и вышневолоцких чиновников, именуют себя православными, а кое-кто и в храмы заходит помолиться Богу, охране подлежат места антигосударственной активности воинствующих безбожников и не находится желающих защитить хотя бы одно из мест тайного служения литургии. Дом Малышевых был последним сохранившимся из фигурирующих в следственном деле адресов тайных богослужений. Теперь нет и его. А что, если предложить чиновникам поставить на охрану место дома Малышевых – чем оно хуже места первой маевки или митинга бастующих рабочих? Что является большей культурно-исторической ценностью, которую мы хотим передать детям: забастовки с маевками или богослужение, антигосударственная подрывная деятельность или молитва о мире всего мира? Где, в какой инструкции об этом написано?
А что мы?
До революции Родители Бориса Малышева с друзьями и Николай Воробьев (справа)
Можно подозревать во всем жажду наживы, можно сетовать на равнодушие населения города к своей истории.
Мы разобщены до предела и ничего не можем сделать вместе, кроме прекраснодушных мечтаний
Но куда важнее вспомнить, что все в воле Божией, и обратить внимание на самих себя: это разрушение произошло не без Промысла Божия. Мы разобщены до предела и ничего не можем сделать вместе, даже когда хотим, кроме прекраснодушных мечтаний. И теперь не только разрушители, но и все мы можем издать вздох облегчения: куда легче сожалеть о сносе дома, чем искать деньги на его обустройство, искать кадры для музея, формировать экспозицию, обеспечивать его функционирование. На эту работу кто-то должен положить жизнь – но кто решится? Слова Евангелия про соль земли и свет миру (ср. Мф. 5, 13‒14) явно не про нас, поэтому идея музея в доме Малышевых возникла слишком поздно.
Ольга Борисовна Анисимова (Малышева)
Медленно, слишком медленно мы все осознавали, какой ценности исторический материал дал нам Господь, сохранив этот дом и запечатлев в памяти Ольги Борисовны церковное предание новейшего времени. Всем нам нужно неоднократное прикосновение Господа, чтобы шаг за шагом исцеляться от своей слепоты и расслабленности. Нам должно пройти через покаяние, через перемену ума. Иначе никакой перспективы в будущем у нас нет.
Крест в Вятлаге
Лесное – столица Вятлага
Бог же действительно поругаем не бывает, и Он хранит память Своих верных: пока в Вышнем Волочке стирали с лица земли дом Малышевых, их память оказалась увековечена в месте их страдания. Напомним, Бориса и Марию Малышевых привезли в середине декабря 1941 года в Вятлаг и отправили на лесоповал в ОЛП-9 (р. Мурис), а через два месяца они оказались в ОЛП-2 в Сорде, истощенные и больные. Мария скончалась там 13 апреля 1942 года. В октябре 2017 года поклонный крест был установлен на месте погребения узников в Сорде[4], а 19 июня 2018 года епископом Уржумским и Омутнинским Леонидом в сослужении протоиерея Леонида Сафронова, иерея Дионисия Путилова, при стечении жителей и гостей посёлка был освящен поклонный крест в ПГТ Лесной Верхнекамского района Кировской области и в память о всех христианах, погибших и похороненных в Вятлаге, была отслужена заупокойная лития[5].
До этого в бывшей «столице» Вятлага был только памятник Ленину, отлитый заключенным художником, а до него – скульптура «Чекист с овчаркой». И вот теперь поселок и весь край обрел новую смысловую доминанту. Около креста поставлен баннер «Крестный путь семьи Малышевых» как пример одной из судеб заключенных. В своем слове после литии владыка Леонид сказал:
«На территории и вашей и соседних селений находился так называемый Вятлаг, те поселения, колонии, тюрьмы, где отбывали заключение исповедники православной веры. Мы сегодня освятили поставленный крест и совершили заупокойную литию, помянув всех их об упокоении. Рядом с крестом – баннер, где наглядно изображен крестный путь как пример тех людей, которые здесь пребывали – это Малышевы Мария и Борис, впоследствии ставший диаконом Борисом... тот пример, который мы видим наглядно здесь на баннере, он, конечно, нас будет вдохновлять, он нам будет напоминать о тех людях, которые часть своего жизненного исповеднического пути за веру провели на территории Вятлага. В годы гонений за веру в XX веке намеренно уничтожали память о наших предках, потому что людьми, которые не знают своего прошлого, а значит, и самих себя, легко управлять. Ведь человек тем и отличается от животного, что сохраняет память о своем роде и происхождении. Через память о своем роде человек сохраняет традицию, опыт предыдущих поколений, который помогает ему в христианском понимании жизни».
Заключенные в Вятлаге
Так память семьи Малышевых стала символом трагедия тысяч других, посланных на лесоповал, метко названный в народе «зеленый расстрел». Это действительно типичная судьба. Дмитрий Панин в своих воспоминаниях[6] пишет:
«В лесных лагерях большинство уже сильно истощенных в тюрьме и на этапе людей убивали работой на лесоповале в течение двух недель-месяца.
Газ там заменялся:
– ничтожным пайком, убийственным и безо всякой работы;
– отсутствием лагерной одежды (каждый оставался в чем приехал);
– абсолютно невыполнимыми в тех условиях нормами выработки;
– расстоянием до места работы в 8–9 километров, которое приходилось проделывать дважды в день, часто по заснеженной целине;
– страшными морозами зимой 1941‒42 года, когда температура воздуха была 35 градусов по Цельсию ниже нуля и выше не подымалась; актировок же не производили, то есть выгоняли в любой мороз на работу;
– работой без выходных дней. Единственный передых был, когда вместо леса выводили за зону, чтобы на снегу произвести обыск зэков и осмотр их одежды;
– полчищами клопов, а нередко и вшей;
– холодом в бараках.
Повторяю, двух недель-месяца такой работы было вполне достаточно, чтобы окончательно вывести человека из строя. По истечении этого срока зэк терял остаток сил, не мог уже дойти до делянки, а чаще всего – и выстоять развод. После этого он умирал медленной смертью.
Это – способ умерщвления людей, во время которого только растягивают муки на месяцы. Смерть от пули не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить многим миллионам погибших от голода. Такая казнь – верх садизма, людоедства, лицемерия...
Мстить уже некому и незачем. Но совершенно недопустимо не знать и предать забвению эти страшные страницы истории. Именно недопустимо – из-за ответственности за судьбы миллиардов таких же тружеников, которые завтра могут быть обращены в рабство и, в свою очередь, подвергнуты истреблению».
Сегодня на земле Вятлага живут люди, которые несут память о прошлом страдании как неотъемлемую часть истории своей малой родины, которую они любят[7]:
Ко всему привыкают,
Даже к этим заборам и вышкам
И к натянутой бритве
Спирали Бруно.
Здесь тюрьмой не пугают
Даже самых отпетых мальчишек,
Ведь они эту зону
Ежесуточно видят в окно.
Если б только в окно! –
Даже в школе седые училки
Тарабанят на фене,
Им попробуй схитри.
Наша классная часто
Завывала: – Барышников Женя,
Ты чего там кемаришь?
Очухайся, зенки протри!..
Эти мрачные тётки
Зачастую – прямые потомки
Тысяч сгнивших в Вятлаге,
Не попавших в Сибирь.
Они после уроков
Заливают стаканами водки
Свою давнюю боль
И глотают чифирь.
Они были детьми,
Когда строились эти лагпункты,
Их согнали сюда
Из далёких насиженных мест,
И когда конвоиры
Обувались в собачие унты,
Их отцов полуголых
Гоняли ошкуривать лес.
Мхом давно поросли
Их бараки, и сгнили землянки,
Позабылись слова
«Враг народа», «кулак» и «троцкист»,
Но и ныне, как встарь,
Разрабатывают делянки
Подконвойные зеки –
Те, кто перед законом не чист.
Да, не все добровольно
Прописались на севере вятском,
И, дождавшись весны,
Убегает отчаянный люд,
Но на пыльных дорогах
Их ловят военные в штатском
И, поймав, возвращают,
Но прежде легко изобьют…
Я бы тоже сбежала
Из этих болот комариных,
От пропахших тоской
Кособоких тюремных жилищ,
Предо мною лежало
Сто путей и коротких, и длинных,
Я бы тоже сбежала,
Но как от себя убежишь?
Если мы родились
В окруженьи высоких заборов,
Если в здешних лесах
Мне не страшен любой буерак,
Если вохровец-муж
Караулит бандитов и воров,
А я просто люблю
Мою родину – хмурый Вятлаг.
Поклонный крест в пгт. Лесной
Память жива, и поклонные кресты в Сорде и Лесном ставили всем миром, участвовали и работники колоний, и главы местных администраций, и просто хорошие добрые люди, крещеные и некрещеные. Слава Богу, что такие люди там есть.
Но проблема передачи исторической памяти одинаково актуальна и в Вышнем Волочке, и в Вятлаге. В настоящее время заброшенные, труднодоступные (по причине бездорожья) прилагерные погосты заросли лесом, могильные холмики сравнялись с землей; определить точное место персональных захоронений и идентифицировать их сегодня практически невозможно... Дух забвения, беспамятства, полуправды по-прежнему довлеет над здешними местами.
Один из кировских школьников в 2011-м году предпринял уникальную краеведческую работу, решил исследовать историю школы в Лесном. Он пишет:
«Начиная эту работу, я мало что знал о Вятлаге. Знал лишь, что это был один из сталинских лагерей, в котором в конце 1930–1950 годов содержалось большое количество заключенных, многие из которых были осуждены по политическим статьям. Но мои одноклассники и даже учителя знали еще меньше: большинство не знали совсем, а некоторые говорили: “Вятлаг – это какая-то постройка”, “жилище”, “ветеринарный лагерь” и другое. А ведь Вятлаг, Вятский лагерь, находился на территории нашей области. Возможно, в семьях опрошенных были репрессированные родственники»[8].
Освящение поклонного креста в пгт. Лесной
Так отвечали в Кирове. Это поразительно, поскольку именно о Вятлаге в 1998-м и 2001-м годах вышли в свет фундаментальные исследования профессора Вятского педагогического университета Виктора Аркадьевича Бердинских «История одного лагеря»[9], уникальный случай развернутого повествования об одном из составляющих ГУЛАГа. Но не менее выразительно на вопросы юного краеведа отвечали в Лесном. Он так описывает свои впечатления:
«Наши наблюдения, а также мнения тех, у кого мы брали интервью – поселок Лесное, бывшая столица огромного сталинского лагеря Вятлаг, приходит в упадок. Не стало дармовой рабочей силы тысяч заключенных, которые создали здесь всё ценой своего здоровья и часто жизни, и все пришло в упадок. Плохо отапливаются дома, нет хорошей питьевой воды, какой-то непонятный для нас “летний водопровод”, когда вода зимой льется из колонки беспрестанно (чтобы трубы не замерзли), образуя горы наледи. Старая школа закрыта, хотя вполне могла бы работать, по мнению старожилов. (...) А главное, у населения нет работы. “Сейчас Лесное никому не нужно, все живут временно” (учитель З.П. Негря). “Здесь тяжелая аура, долго жить здесь трудно, хочется уехать...” (учитель В.В. Мухачева). Перед отъездом из поселка мы посетили кладбище. Далеко виден католический крест, его несколько лет назад поставили латыши в память о своих гражданах, погибших в Вятлаге. Но ни одного памятного знака о погибших россиянах мы не увидели. На наш вопрос, знали ли, что творилось в лагерях, и как они к этому относились, мы получили противоречивые ответы. “Не представляли, не задумывались”, “сидят – значит заслужили”, “узнали после выступления Н.С. Хрущева”. В это трудно поверить»[10]
Тоска по лагерю
То, во что трудно было поверить любознательному школьнику в 2011-м году, ныне стало позицией большинства: забыть, объяснить, оправдать прошлое. Достаточно почитать отзывы на ностальгические ролики одного из жителей поселка:
- «Такое все родное... До слез не забываемое…».
- «Ностальгия по времени, которое не вернешь. Там остались мои лучшие годы».
- «Я прожила в Крутоборке всего три года, но это со мной всегда. Я даже думаю, что это самое лучшее, что было в моей жизни».
- «Смотрели, и слезы наворачивались. Жаль, что наши дети не смогут увидеть то, что видели мы. Вернуть бы это все...».
- «Слёзы сами полились, когда пошли кадры с вагонами поезда и расписанием Киров-Лесная, которое знали назубок. 4 поезда ходили туда и обратно 2 раза в сутки, и билетов было не достать в плацкарт...».
Один из роликов прямо назван ностальгией по СССР, и отзыв на него такой же:
- «И правда – ностальгия по СССР».
- «Хочу назад в СССР. Хочу на поезд 666 или 668 Киров-Лесное ‒ и сразу же в детство, нет, лучше в юность!!!»
И только один отзыв как-то выпадает из этого потока радости:
- «Позитивчик для земляков!!! В конце 1980-х работала в одном из подразделений Учреждения К-231.Так вот, по прибытии на это подразделение, начальник колонии выдал такую фразу: “Где начинается Учр. К231, там заканчиваются все законы, закон здесь один, и это Я”. Теперь эти слова я рассказываю своим детям, как самый интересный анекдот».
Где-то мы это уже слышали, не правда ли? «Здесь власть не Советская – здесь власть соловецкая» – так вроде?
Ясно, что всем людям свойственно с теплотой вспоминать времена своего детства и юности, пору взросления и первой любви, когда «трава была зеленее, а солнце казалось ярче». Но как можно до такой степени самообольщаться, игнорировать и не понимать тот факт, что Вятлаг, давший одним людям работу и воспоминания безмятежного детства, для тысяч и тысяч других людей, осужденных безвинно, стал местом мученичества, страданий и смерти?
Память – будет?
Перед всеми нами огромная проблема: хранителями какой памяти станут наши дети?
Перед всеми нами огромная проблема: хранителями какой памяти станут наши дети? Поэтому так важно сберечь и посещать места, где жили и страдали исповедники веры, так важно соприкосновение с ними через обстоятельства их жизни.
Дом Малышевых давал возможность отдать долг памяти всем пострадавшим за веру, ведь многие не прославлены поименно.
И если в Вышнем Волочке найдутся у кого-нибудь силы продолжать борьбу за создание музея Новомучеников, можно указать еще один его потенциальный адрес – дом врача Сергиевского, который стал на несколько лет убежищем после лагеря для игумена Никона (Воробьева). Авторитет знаменитого врача не раз спасал его от нового ареста. И можно было бы почтить память обоих этих достойных людей, включив в экспозицию материалы и о других людях, благодаря которым в этом городе не угасал пламень веры. И память о погребенных в Вятлаге христианах может не ограничиться поклонным крестом. Здесь целое поле для творчества.
Нам нужны музеи Новомучеников в бывших тайных домовых храмах, поклонные кресты в бывших лагерных пунктах, молитвенная память Церкви о подвиге своих верных чад. Это единственный достойный ответ на равнодушие, прагматизм и жажду наживы многих наших современников.