«Моя единственная политика – святое Евангелие»

Памяти священномученика Максима Горлицкого

Общерусская история полна героических, подвижнических страниц и личностей. И работа по их поиску и прославлению, слава Богу, ведется, не прекращается. В этом — и высшая справедливость воздаяния, и человеческая благодарность, и необходимость собирания всего нашего, русского, что было рассеяно и утрачено нами и по причине собственных помрачений, и при атаках врага.

24 декабря 2015 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви был заслушан доклад председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Волоколамского Илариона о включении в месяцеслов Русской Православной Церкви священномученика Максима Горлицкого (Сандовича), прославленного Польской Православной Церковью. Синод постановил включить имя священномученика в месяцеслов Русской Православной Церкви с определением празднования его памяти 24 августа / 6 сентября.

Максим родился 130 лет назад, 19/31 января 1886 года, в селе Ждынь в Подкарпатье, в семье лемков (до второй половины XIX века их чаще называли русинами, а сами они русинами называли себя и позднее). По-польски название села звучит как Здыня, Zdynia, как указано в справочниках; оно находится сейчас на территории гмины (волости) Усце-Горлицке Горлицкого повята (района) Малопольского воеводства. На Лемковщине всегда, даже в униатский период, старались сохранять память о единстве со Святой Русью, а себя именовали «русины», «руснаки», «руськие». Напомним, что фамилию Руснак носил и митрополит Харьковский и Богодуховский Никодим (1921–2011), сыгравший ключевую роль в историческом Харьковском Архиерейском Соборе 1992 года.

В то время эти земли входили в состав Австро-Венгерской империи. Отец будущего священномученика Тимофей Сандович владел большим хозяйством и состоял псаломщиком в церкви, а мать – Кристина – была домохозяйкой.

Мальчик окончил школу-четырехлетку в соседних Горлицах, продолжил учебу в Ясле, а затем перешел в гимназию в городке Новы-Сонч. Рассказывается, что своей глубокой верой он привлек внимание однокашников по «Русской бурсе», организованной и поддерживаемой на добровольные пожертвования лемков: Максим имел обыкновение исполнять песнопения в честь Матери Божией, особенно на службах утрени и вечерни, а также удивлял соучеников стремлением стать монахом.

Владыка Антоний (Храповицкий) обратил внимание на послушника Максима и направил его в Волынскую семинарию

После четырех лет учебы в гимназии Максим, как выходец из греко-католической семьи, поступил в униатскую Креховскую ставропигиальную базилианскую обитель, где тогда находился новициат ордена базилиан. Однако через три месяца здешняя атмосфера показалась ему чуждой, и в 1904 году он поступил послушником в Почаевскую Лавру канонического Православия. В то время Лавра находилась недалеко от австро-венгерской границы. Однажды сам епископ Житомирский и Волынский Антоний (Храповицкий; 1863–1936) во время своего пастырского визита обратил внимание на этого послушника и направил его в Волынскую духовную семинарию, в Житомир. Там Максим проучился шесть лет, успешно закончил семинарию и в 1911 году в деревне Яблочная, где находится монастырь святого Онуфрия, познакомился с Пелагеей Григорук, белоруской, дочерью настоятеля прихода в Ново-Березове под Хайнувкой, на Подляшье, а вскоре и женился.

17 ноября того же года был рукоположен во священника – владыкой Антонием (Храповицким), тогда уже архиепископом. Владыка даже предложил молодому священнику потрудиться на пастырской ниве в Киевской епархии, однако батюшка твердо решил вернуться на родину, где в тот момент ширилось движение за возвращение из унии в Православие.

Публицист Михаил Тюренков напоминает, что первым идеологом этого движения стал закарпатский греко-католический священник Иоанн Раковский (1815–1885), положивший жизнь за русское православное единство.

Отец Максим принял это духовное стремление своего небольшого народа как личное призвание, и, как увидим, это был мученический выбор.

Служение молодой батюшка начал 2 декабря 1911 года в селе Граб, откуда накануне отбыл в США священник-униат Филимон Киселевский, распорядившийся убрать из богослужебных и метрических книг слово «православный», что привело к его конфликту с паствой.

Практически сразу на отца Максима австро-венгерским властям поступил донос, приведший к аресту на восемь дней и штрафу в 400 крон. Выйдя из заключения, отец Максим начал совершать богослужения в селах Граб, Вышеватка, Длуге. События, как видим, развивались быстро. И уже 22 декабря комиссар полиции приказал запечатать двери церкви в Грабе. Отец Максим продолжал служить – но в частных домах. И 16 января 1912 года он был снова арестован, заключен в тюрьму в Ясле, уже на семь недель. А жителям Граба было запрещено общаться с крестьянами окрестных сел.

Великим постом 1912 года отец Максим из тюрьмы вышел, но 28 марта был снова арестован по доносу

Ситуация симптоматичная, особенно внятно читаемая, увы, и в сегодняшних реалиях. Великим постом 1912 года отец Максим из тюрьмы вышел, но 28 марта был снова арестован по доносу учителя Леося, причем по обвинению (внимание!) в шпионаже в пользу России: дескать, М. Сандович «измерил шагами мост через Черемош». По этому же делу были арестованы и посажены во львовскую тюрьму настоятель прихода в Бродах отец Игнатий Гудима, у которого отец Максим остановился по пути из Львова в Граб, студент юридического факультета Василь Колдра и редактор ежемесячника «Русская матица» Шимон Бендашук.

Австрийские власти не могли мириться с ростом национального самосознания русских и других славян и их культурного развития, духовно устремленного к России.

Ничего в людях не меняется и сегодня. А тогда в разлагающейся Австро-Венгерской империи началась настоящая шпиономания, «сознательные» граждане стали выискивать «москалефилов» и сдавать их полиции, людей обвиняли в пропаганде «русского патриотизма». В результате пострадали тысячи людей, многие из которых и не помышляли о бунте против императора Франца-Иосифа, а просто держали дома книги на русском языке и исповедовали православную веру.

На все обвинения святой отвечал: «Моя единственная политика – святое Евангелие»

Отца Максима бросили в камеру с уголовниками, он был лишен права получать корреспонденцию. Несмотря на унижения, которым отец Максим подвергался в тюрьме в течение многих месяцев, он отверг предложение ксендза Никиты Романюка, посланника униатского митрополита Андрея Шептицкого, присоединиться к унии. А на все обвинения святой отвечал: «Моя единственная политика – святое Евангелие».

Два года томили батюшку в застенках, и лишь 9 марта 1914 года начался судебный процесс, который продолжался почти три месяца и был весьма громким. Как сообщает публицист Ярослав Харкевич, «в присутствии многих зарубежных корреспондентов и большого числа любопытствующих суд выслушал несколько сот свидетелей, многочисленных экспертов по религиозным вопросам, представителей австрийского Генерального штаба». На стороне обвинения выступило около 1000 человек – католическое и греко-католическое духовенство, жители края, в основном поляки, деятели украинофильского движения, полицейские провокаторы, жандармы. Самыми серьезными обвинениями были шпионаж и подготовка сецессии, то есть отделения Галиции и Лемковщины от Австро-Венгрии и присоединения их к Российской империи. За это подозреваемым грозила казнь.

Перед судьями вырисовалась реальная картина: обвиняемые не были виновны в предъявленных им преступлениях, они всего лишь желали открыто исповедовать не греко-католическую, а православную веру; в русских и малороссах, проживавших за границами Австро-Венгерской империи, они видели исключительно своих братьев по вере. Судьям не удалось доказать, что четверо обвиняемых шпионили по заданию России. Сильно выступила защита, которой руководил известный галицко-русский общественный деятель Мариан Глушкевич.

Он затребовал, чтобы в качестве свидетелей были вызваны около ста прихожан обоих обвиняемых священников, которые все как один заявили, что не видели, чтобы их батюшки получали ценные подарки из-за границы, критиковали австрийского императора или были замешаны в противоправной деятельности.

Из показаний на суде матушки Пелагеи: «Мой муж говорил, что главой Церкви является Христос, а не Римский папа…»

Автор книги «Суд над святым Максимом» Михаил Болтрык рассказывает, что матушка Пелагея, пришедшая в суд для дачи показаний с двухлетним ребенком, представилась так: «22 года, русская, православная. Показания буду давать по-русски». Молодая женщина твердо заявила по существу дела следующее: «Мой муж готовил свои проповеди на основе Евангелия и учебников. На проповедях не говорил о ляхах или украинцах. Говорил, что главой Церкви является Христос, а не Римский папа… Слухи о том, что мужу платили из России, я слышала. Якобы мы получали каждый месяц 200 рублей. Рассказывал об этом ксендз Киселевский. Но он лучше всех знал, что этого не было. Через руки ксендза Киселевского проходила наша почта. Он контролировал всё».

Важную роль в процессе сыграли ходатайства самого Российского императора Николая II, архиепископа Антония (Храповицкого), а также прибывших пятерых депутатов Государственной Думы от разных партий. Войдя в зал, где велось судебное заседание, российские депутаты низко поклонились сидящим на скамьях подсудимых со словами: «Целуем ваши вериги!» Этот случай и эта фраза тоже вошли в историю. А само львовское дело «русских шпионов» получило большой резонанс в международной прессе, включая популярную российскую газету «Новое время».

6 июня 1914 года суд 24 присяжных единогласно признал подсудимых невиновными, подчеркнув, что они не занимались политикой, а их деятельность не преследовала цель изменения государственных границ Австро-Венгрии.

Обратим внимание: обвиняемые после освобождения 7 июня, не чувствуя себя в безопасности в Галиции, отбыли из Австро-Венгрии за границу – в Россию и Швейцарию. И лишь отец Максим «вернулся в родную Ждынь, остановился у своих родственников и, несмотря на подорванное длительным заключением здоровье, продолжил пастырскую деятельность, совершая в том числе богослужения в Грабе».

Видя мужество молодого батюшки и его стойкость в вере, многие лемки стали отказываться от униатства и переходить в Православие, возвращаясь к духовным истокам своего народа.

Однако служение пастыря продолжилось всего лишь шесть недель.

1 августа началась Мировая война, а 4-го отец Максим был арестован и избит, жандармы конфисковали у него богослужебные книги и издания на русском, украинском и польском языках, православные иконы, привезенные из Житомира. Батюшка был отправлен в тюрьму в Горлицы, а на следующий день были арестованы его беременная жена, отец, брат Николай, другие члены семьи.

Практически не было деревни не Лемковщине, где бы большая часть жителей не была вывезена в лагеря смерти

Как сообщают, Горлицкая тюрьма была переполнена – преимущественно крестьянами со всей округи, в каждой камере содержалось по 2,5 десятка человек, смертные приговоры выносились без следствия и суда. Власти в условиях войны считали необходимым показательно положить конец зарождавшемуся в русинской среде народному самосознанию. Практически не было деревни не Лемковщине, где бы большая часть жителей не была вывезена в лагеря смерти. Забирали, прежде всего, интеллигенцию, православных.

Лемковская «Русская Голгофа» началась с облавы в «Русской бурсе» – студенческом интернате в Горлицах. И – на запад шли и шли поезда с узниками – в созданные впервые в истории человечества концентрационные лагеря. Это была вершина «европеизма». Оттуда и вошел в практику «европейской цивилизации» этот тип «концентрации» инакомыслящих, а то и попросту ни в чем не повинных людей, попавших под подозрение. И впечатались в память человечества страшные названия, навсегда оставшиеся с тех пор в истории как прилагаемые к геноциду и человеконенавистничеству, – Талергоф и Терезин, – где были помещены десятки тысяч жителей Галиции, Буковины и Закарпатья, чья «вина» состояла лишь в том, что они или были русскими, даже и в духовном смысле, а также симпатизировали или даже «предположительно симпатизировали» России, как указывалось в доносах поляков и украинских националистов. Говорят, что для освобождения русинам было достаточно отречься от своих корней, назвавшись украинцами, но тысячи простых крестьян отказались предать свою историческую память.

Не выдержав талергофских пыток, отец Игнатий Гудима помутился рассудком и позже вел жизнь юродивого в родных ему галицийских Детковцах, пока нацисты в 1941 году не расстреляли его на глазах односельчан.

Падая, отец Максим успел воскликнуть: «Да живет Святое Православие! Да живет Святая Русь!»

Есть свидетельства, что 5 сентября 1914 года в Горлицы прибыло шестеро австрийских жандармов из Зальцбурга, а также некий ротмистр Дитрих из Линца. И 6 сентября в 5 часов утра в камеру отца Максима «вошел тюремный охранник Ножиньский и велел священнику собираться в дорогу… а перед дверью камеры священника уже собрались ротмистр Дитрих, судейский советник Калчиньский, четыре жандарма и два солдата под командой вахмистра. В 6 часов отца Максима вывели из камеры. Со связанными за спиной руками и завязанными глазами, ведомый под руки двумя солдатами, священник встал у стены тюремного двора в четырех шагах перед двумя жандармами из расстрельной команды. Ротмистр снял с него металлический крест и начертил мелом на подряснике знак для солдат, куда стрелять. После первого залпа, падая, отец Максим успел воскликнуть: “Да живет Святое Православие! Да живет Святая Русь!”».

На месте убиения священномученика Максима (бывшее здание суда в Горлицы)

Однако залп не оказался смертельным, и ротмистр Дитрих из револьвера выстрелил упавшему отцу Максиму в голову. Расправа происходила на глазах беременной супруги Пелагеи, отца священника и других заключенных жителей Ждыни, наблюдавших за казнью из окон своих камер.

Тело расстрелянного было похоронено на горлицком кладбище во рву, под забором, где обычно хоронили умерших, не заслуживающих христианского погребения. Самым близким было отказано в присутствии на погребении. Только в 1922 году по просьбе отца, Тимофея Сандовича, который так же, как и матушка Пелагея, прошел через концлагерь «Талергоф», тело отца Максима было эксгумировано, опознано по ботинкам, которые отец купил ему незадолго до ареста, положено в металлический гроб и похоронено на кладбище в Ждыни.

В Талергофе Пелагея Сандович родила сына, которого назвала в честь убиенного отца. Сын священномученика, Максим Сандович, также стал православным священником. Потомки святого до сих пор живут в его родной местности и других городах. Внук, Михаил Сандович, был известным архитектором. Внучка Вера Сандович-Бонковска руководит варшавским Фондом поддержки лемков «Рутеника».

Мученическая кончина отца Максима Сандовича, конечно же, повела лемков к возвращению в Православие из унии. Первыми стали села Тылава и Тресчанка, откликнулись русины во всей Европе, – утверждает Я. Харкевич. Православные лемки стали считать батюшку Максима народным героем, борцом за независимость народа и своим духовным отцом. В его честь сочинялись песни и слагались стихи, совершались паломничества к месту его упокоения. Практически в каждом доме у лемков с тех пор хранятся небольшие портреты-иконки небесного покровителя русинского народа. После Второй мировой войны иконы мученика начали появляться и в православных церквях.

А 9 сентября 1934 года, в 20-ю годовщину мученической смерти отца Максима, в с. Чарном на Лемковщине был воздвигнут памятник святому. Инициатором его установки стал священник Константин Гаврилков, а участником торжеств был епископ Симон (Иванов), посланец митрополита Дионисия (Валединского). Год спустя в селе было образовано церковное братство во имя Максима Сандовича.

Торжественно праздновалось в 1984 году 70-летие мученической кончины отца Максима. После Божественной Литургии в Ждыни, которую служил епископ Перемышльский и Новосондецкий Адам (Дубец), все присутствующие направились крестным ходом из церкви к могиле отца Максима, на которой была отслужена панихида.

Два года спустя архиепископ Адам освятил закладной камень на месте строительства в Горлицах нового храма Святой Троицы, который был призван стать памятником мученичества отца Максима и символом верности лемков вере своих предков. Этот храм был воздвигнут с помощью американских русинов и освящен в 1991 году.

Польская Автокефальная Православная Церковь решением Священного Синода причислила Максима Сандовича к лику священномучеников 7 июля 1994 года. Вскоре после этого и освящения креста в Ждыни, месте его рождения, начались торжества в честь нового святого. Торжественная канонизация отца Максима Сандовича произошла 9–10 сентября в Ждыни и Горлицах. Мощи святого, согласно решению Священного Синода Польской Церкви, были тогда оставлены на родовом кладбище. В Горлицах, на месте казни святого – на здании районного суда, где некогда размещалась тюрьма, – появилась скромная памятная доска с надписью: «Здесь 06.09.1914 г. погиб мученической смертью, расстрелянный австрийскими жандармами, о. Максим Сандович, сын лемковской земли. В 80-ю годовщину смерти – верующие лемки».

Торжества собрали тысячи человек, в том числе 40 священников и много верующих из Канады, Словакии, Украины, США и Польши. Возглавлял их Предстоятель Польской Автокефальной Православной Церкви митрополит Василий. Кроме иерархов из Польши – архиепископа Белостокского и Гданьского Саввы, епископа Перемышльского и Новосондецкого Адама и епископа Люблинского и Холмского Авеля, в канонизации также участвовали архиепископ Прешовский и Словацкий Николай, архиепископ Филадельфийский и Восточно-Пенсильванский Герман и епископ Джонстауна и Американской Карпаторусской Православной греко-католической епархии Николай.

В Горлицах собрались представители православных лемков со всех концов мира, включая и далекий американский континент, множество православного народа Польши. Торжественные богослужения в те сентябрьские дни 1994 года, каковых, по признанию очевидцев, прежде на Лемковщине не бывало, многочисленные массовые исполнения народных духовных песнопений, в том числе посвященных священномученику Максиму, создали запомнившуюся всем атмосферу великого православного праздника в этой части Польши.

Это первый святой Лемковщины, канонизированный ПАПЦ и РПЦЗ (в месяцеслов Русской Православной Церкви Зарубежом мученик внесен решением Архиерейского Собора РПЦЗ от 10 сентября 1996 г.)

Украинская Православная Церковь имя священномученика Максима внесла в состав собора Галицких святых (3 апреля 2001 г.), собора Карпаторусских святых (22 ноября 2006 г.) и собора Волынских святых (20 июля 2012 г.).

Но теперь, с декабря 2015 года, этот святой всецерковно признан одним из небесных покровителей всего Русского Мiра.

Сейчас лемков и русинов насчитывается в Польше около 60 тысяч. И практически в каждой семье почитают священномученика Максима Горлицкого, независимо от вероисповедания.

Как пишет отец Роман Дубец, настоятель прихода в Горлицах, священномученик Максим Горлицкий является символом мученичества русинов, хранящих свои традиции, любовь к родной земле и верность вере предков – Православию.

Мощи святого пребывают в храме Святой Троицы в Горлицах, куда были торжественно перенесены в 2007 году.

Лемковские сочинители посвящают священномученику поэмы, на одном из сайтов размещены рисунки лемковской детворы, посвященные отцу Максиму.

«Не дайте в обиду самой западной окраины Земли Русской. Защитите ее…»

М. Тюренков пишет: «Именно в годы Второй мировой войны нацисты и бандеровцы сделали все, чтобы нанести последний удар по русинам Галиции. И даже после освобождения этих земель войсками Красной армии советские власти не позволили возродить русинское движение. Всех восточных славян Галиции, Закарпатья и Буковины насильно записали “украинцами”. Несмотря на то, что русинские деятели того времени, включая также прославленного Русской Церковью схиархимандрита Алексия (Кабалюка), написали Сталину прочувствованное письмо: “Не дайте в обиду самой западной окраины Земли Русской. Защитите ее. Не допустите, чтобы наше маленькое русское племя, удержавшееся в течение тысячи лет на юго-западных склонах Карпат, было стерто с лица земли в момент величайших побед русского оружия. Спасите русский край, который русские ученые (профессор Ключевский) считают колыбелью русского народа. Русская история Вам этого никогда не забудет”. Увы, тогда, в 1945-м, к русинам никто не прислушался. А потому в момент отделения Украинской ССР от Советского Союза лишь немногие русинские активисты пытались протестовать против отрыва Закарпатья от исторической России. Но, несмотря на то, что население этого западнорусского края в значительной степени утратило свою русинскую идентичность, память о своих святых здесь хранят с особым благоговением даже сегодня, когда каноническое Православие на территории Украины подвергается самым настоящим гонениям».

К этим словам добавим только, что «Дух дышит идеже восхощет», и общерусская православная самоидентификация русинов не утрачена, а лишь ушла на время под спуд, но теперь мы знаем: русинский русский дух снова пробужден, и русинам с небес помогает русский лемковский священномученик Максим Горлицкий (Сандович).

Святый отче Максиме, моли Бога о нас!

Матвей Славко / 6 сентября 2016 г. / www.pravoslavie.ru