Как святитель Иларион спас жизнь товарищу Сухову

Категория: Новомученики и исповедники

Священномученик Иларион Троицкий в соловецкой тюрьме нашел язык с генералами, «классовыми врагами», ворами в законе, «шпаной». Так был воспитан — уважать в каждом человека. Память 28 декабря.

На Белом море

Попав на Соловки в 1924 году, владыка Иларион сказал: «Отсюда живыми мы не выйдем». А в письмах писал: «Надо побыть в этой обстановке хотя немного, а так не опишешь. Это, воочию, сам сатана». Но, по воспоминаниям многих современников, держался и выглядел владыка так, будто был не на каторге, а на курорте. Без капли елейности и дешевой бодрости умел поднять настроение шутками и даже одним своим видом: он был настоящий русский богатырь, красивый, большой, держался спокойно и уверенно.

Очень скоро среди социально пестрой соловецкой каторги владыка обрел популярность. Для церковных становился советчиком, для вольнодумных и ищущих – оппонентом, с которым заспоришь так, что про каторгу забудешь, для растерянных и смущенных – миссионером, уважающим чужую душу.

На Соловках владыке Илариону, богослову-отличнику из священнического рода, пришлось работать сетевязальщиком и рыбачить, быть лесником и сторожем в Филипповской пустыни. И везде он справлялся. А когда владыку поставили бригадиром над группой священников, ее называли «артелью Троицкого».

Если у владыки просили поделиться одеждой или другими вещами, он отдавал это с таким видом, как будто возвращает хозяину.

Если пытались оскорбить, архиепископ мог даже не заметить, никогда не отвечал на обидные слова.

Но даже «классовые враги» уступали силе спокойного и довольно молчаливого архиепископа Илариона: уголовники в разговоре избегали грубых замечаний в адрес религии; тюремщики называли святителя «заключенный», или владыкой, но никто не позволял в его адрес распространенную тогда кличку «опиум», обращение «поп» или «товарищ».

Его доброжелательность и внимание к людям в таком месте, как тюрьма, казались непонятными. Именитого богослова часто можно было видеть прогуливающимся под руку с представителем бандитской «группировки» или уголовщины.

И с каждым человеком, независимо от его прошлого и социального статуса, владыка общался на равных. Это очень ценила «шпана», которая бы в силу своей гордости и самолюбия тут же прекратила доверие с человеком, почувствовав с его стороны малейшую снисходительность. Архиепископу удавалось поддержать человека, не затрагивая его «слабостей».

Выпускник Свято-Троицкой академии, ближайший помощник и советник патриарха Тихона, святитель Иларион всегда представлял Церковь как «союз любви, где человек призван любить другого» — так и писал в своем главном сочинении в Академии. И так для святителя было в жизни, со всеми людьми, которых он встречал: в Академии, в храме, на каторге.

Не участвовал в минуте молчания

Когда умер Ленин, узникам приказали почтить его смерть минутой молчания. Все заключенные стали в одну шеренгу для проведения церемонии, только архиепископ Иларион остался лежать на нарах. Его то уговаривали, то требовали присоединиться к шеренге, но владыка отказался.

Соловецкий юмор

Как только на Соловки прибывала новая партия священников, святитель Иларион шел знакомиться с «пополнением». Однажды в лагерь прибыл игумен закрытого советской властью монастыря. Владыка спросил, за что его осудили. Игумен ответил: «Да служил молебны у себя на дому, когда монастырь закрыли. Собирался народ, и даже бывали исцеления…».

Владыка отметил: «Ах, вот как, даже исцеления бывали… Сколько же вам дали Соловков?» Игумен ответил, что его осудили на трехлетний срок. Тогда святитель заключил: «Ну, это мало, за исцеления надо бы дать больше, советская власть недосмотрела…»

Победа над бурей

Писатель Б. Ширяев, узник Соловков, был свидетелем одного случая, произошедшего с участием владыки Илариона. Однажды самый лютый лагерный начальник охраны Сухов и еще пара человек во время шторма были унесены на лодке в море. Гибель казалось неминуемой.

Собравшиеся на берегу охранники и заключенные лишь издалека могли наблюдать, как лодка с людьми то пропадала под волнами, то снова появлялась. Один из чекистов заключил: «Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход!»

Неожиданно как бы в ответ на его заключение прозвучал тихий, но уверенный голос владыки Илариона, который в то время нес послушание рыбака: «Ну, это еще как Бог даст…» И скомандовал: «Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое… Так и ладно будет. Волоките карбас на море!»

Чекист возмутился и попытался запретить выход в море: «Без охраны и разрешения начальства в море не выпущу!». Архиепископ и тут проявил свою смекалку, заметив, что начальство (в виде товарища Сухова) находится в море, и против охраны спасательной группы в лице возмутившегося чекиста никаких возражений не имеет. Охранник растерялся…

Святитель сам стал у руля, и лодка направилась в разбушевавшееся море.

Были сумерки, на смену которым пришла холодная ночь. Заключенные и чекисты суетливо бегали по берегу. Даже с биноклем уже ничего не было видно. И так до самого рассвета…

Неожиданно показалось судно, на борту которого плыло не четыре, а девять человек. И тогда все, кто был на пристани — монахи, каторжники, охранники, — все без различия, крестясь, опустились на колени.

После этого случая товарищ Сухов совершенно изменился. Когда он проходил мимо Распятия, в которое когда-то дважды стрелял, то снимал головной убор и крестился.

А святитель Иларион шестью годами позже, 28 декабря 1929 года, в возрасте 45 лет, по дороге на новую каторгу умер в больнице пересылочной тюрьмы со словами: «Теперь я свободен».