Святая Афанасия стала монахиней и игуменьей в один день

Ксения ОРАБЕЙ

В 17 лет Александра Лепешкина успешно окончила престижный вуз. У девушки не было отбоя от поклонников, но неожиданно для всех она принимает монашество. Память исповедницы Афанасии 25 января.

Душа компании

В 1885 году у московского купца Василия Лепешкина родилась дочь Саша. Василий с женой стали со слезами просить у Бога, чтобы младенец остался жив — многие дети умерли вскоре после рождения. Из двенадцати выжило трое девочек, среди них и оказалась будущая игумения Афанасия.

Счастливые родители, не в пример многим купеческим семействам того времени, желали дать дочерям хорошее, «прогрессивное» образование. Своих средств недоставало, но мысль одобрили богатые родственники-фабриканты и помогли сбыться мечте: Александра стала студенткой известного Чернявского женского института, выучилась французскому и немецкому.

Студенческие годы стали счастливым временем в жизни Саши: учеба шла легко, она была душой любой компании: подруги любили за простоту, живость и беззлобное остроумие, молодые люди пытались ухаживать.

Неожиданный выбор

Но неожиданно для всех родных и знакомых Александра выбрала не одного из многочисленных поклонников, а в 17 лет ушла в Троице-Одигитриевскую Зосимову пустынь (Московской губернии), в строительстве которой приняли активное участие ее богатые предки. Игумения монастыря направила юную послушницу обучаться иконописи, а затем поручила одно из самых сложных послушаний – писать иконы.

В 35 лет Александру Лепешкину постригают в мантию и сразу же – редчайший случай — дают новое послушание: теперь она игумения Афанасия, под руководством которой около трехсот сестер.

Маркс и его Учитель

Советская власть преобразовала монастырь в сельскохозяйственную артель, а игуменья Афанасия стала называться управляющей этой артелью. Многие хозвопросы нужно было решать с представителями власти на заседаниях исполнительного комитета в местном клубе, где появление матушки Афанасии нередко вызывало провокационные шутки. Но матушка и сама не прочь была шутить, и впросак не попадала.

Однажды один начальник, указывая на портрет Маркса, сказал:

«А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста – Христа». Игумения не растерялась и ответила: «Портрет «ученика» вы поместили, а где ж портрет Учителя?»

Последнее слово было за ней.

Болезнь

Игумения Афанасия болела малярией. Много раз она вынуждена была во время лихорадки лежать, надеясь только на помощь Божию. А в 1925 году, после Великого поста, который матушка Афанасия провела со всей строгостью, сестры заметили, что их духовная мать совсем ослабла.

Они вызвали врача из ближайшей больницы, и врач оценил состояние игуменьи как «самое плохое». Он прямо сообщил матушке о своих выводах и посоветовал провести лето вне монастыря, занимаясь только лечебными процедурами и отдыхом.

Первой реакцией матушки были слезы, которые она изо всех сил пыталась сдержать: как она могла оставить на произвол судьбы вверенных ей сестер, которых было около трехсот человек, шестьдесят из которых были немощными старухами, требующими постоянного ухода? Кто будет решать с властями хозяйственные вопросы? Справятся ли сестры без нее с тем, чтобы найти пропитание, одежду, не поссориться вконец с исполкомом?

И матушка отказалась.

К концу весны всем стало ясно, что, если не предпринять мер, игумения не только не сможет управлять обителью, но даже заботиться о самой себе. Матушка уже не поднималась. Ничего не оставалось, как согласиться с предложением доктора.

Позже доктор Михаил Мелентьев писал: «Я взял на себя ответственность поднять ее на ноги. Это была трудная задача, но Бог помог мне, и моя больная к концу лета настолько поправилась и окрепла, что могла вернуться к себе и приняться за свои дела».

В мире

Недолго Зосимов монастырь оставался сельскохозяйственной артелью. В 1928 году он был закрыт, а сестры вынуждены скрываться в миру.

Игумения Афанасия с двумя сестрами поселилась в небольшом сельском домике в поселке Алабино. Маленькая община продолжала жить по монастырскому уставу. Шили стеганые одеяла на продажу, чтобы иметь хоть какие-то средства. По вечерам, опасаясь, чтобы кто не заметил, к сестрам приходили с вопросами все, кто нуждался в поддержке. Игумения Афанасия всех принимала. Но сама с сестрами не навещала никого, чтобы не навлечь беды на людей.

Стоял чудесный день…

25 мая 1931 года, на праздник Троицы игумению Афанасию арестовали. Доктор Михаил Мелентьев вспоминал: «В первый день Троицы 1931 года я пришел к игумении Афанасии, зная, что у нее праздник, что она по-праздничному бездеятельна и что она будет рада мне. Нашел я ее в десяти шагах от ее дома в небольшом перелеске. Она только что пережила очередное воспаление легких, была слаба, и все ее радовало в ее возвращении к жизни. Стоял чудесный день, жужжали пчелы, пахло лесом. Божий мир стоял во всей своей красе.

А через час, когда я ушел, пришла грузовая машина, привезла оперативных работников НКВД, те перевернули жилище, обыскали его, ничего не нашли конечно, и забрали игумению Афанасию с собой в районный центр, Наро-Фоминск».

Матушку обвиняли в антисоветской деятельности, сопротивлении коллективизации. Когда на допросе матушке дали слово, она ясно выразила свою позицию: «Во время пребывания моего в монастыре я крепко была предана Богу и так же предана Ему в настоящее время и готова за Бога и за Христа жизнь положить. Больше показать ничего не могу».

В тюрьме матушке стало плохо, вернулась малярийная лихорадка. Лежа с высокой температурой, она страдала больше не от своей болезни и заключения, а от того, что не знала о судьбе живших с ней сестер: «Сердце мое истерзалось. Осталась я одна. Дуню, наверное, пока я в больнице, угонят, как угнали уж многих. Боюсь я, как бы Антонию без меня не взяли. Неизвестность хуже всего».

Через несколько дней состоялся суд, приговоривший матушку Афанасию к пяти годам ссылки. В Казахстан она добирались этапом и в первые же дни по прибытии, 25 января (н.с.) 1931 года скончалась, доказав на деле свою готовность отдать жизнь за Христа.