«Будь верен до конца»
16 сентября, в Москве, на территории храма преподобного Сергия Радонежского (ул. Николоямская, 57) открылась выставка «Будь верен до конца».
На нескольких стендах, установленных за правым приделом, в фотографиях и документах представлены судьбы одиннадцати священнослужителей и прихожан только одного этого храма.
Все они с 1918-го по 1938-й гг. подвергались репрессиям и гонениям. Остались верны Православию до конца. И почти все были уничтожены.Настоятель храма преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе протоиерей Александр Михеев благословил и как мог поддерживал эту приходскую инициативу.
Вглядываясь в лица людей, столетие назад так же, как мы сейчас, приходивших в этот храм, нельзя не испытывать скорби, потому что с такой ветхозаветной жестокостью была прервана их жизнь на земле. Однако над этим чувством восходила и радость от того, что эти люди – точно святые, и они молятся теперь о нас пред Престолом Господним.
Кто же они – новомученики Российские?
Михаил Григорьевич Селезнёв, 1883 г.р., сын старшего унтер-офицера, участника Русско-турецкой войны. Когда его отец скончался, для матери с тремя детьми Городская дума назначила опекуна (это одно из свидетельств социальной защищённости тогдашнего общества). Михаил учился в церковной школе при Николо-Угрешском монастыре, затем – в начальной школе им. Вострякова, организованной для проживающих в Хлудовской богодельне, которую строил его отец. В 1901-м г., закончив московскую военно-фельдшерскую школу, Михаил Григорьевич служил фельдшером в Вильне, Варшаве, Остроленке – обширной тогда Российской империи. В 1909-м г. М. Селезнёв уволился в запас с аттестацией доктора медицины, полевого хирурга. С 1914-м г. его призвали фельдшером в 84-й запасной батальон, а затем – в мобилизационный отдел Московского военно-санитарного управления. Сегодня мы, возможно, и не узнаем, почему в разгар октябрьского вооружённого восстания осенью 1917 г. Михаил Селезнёв принял сан диакона. Служил в храме Симеона Столпника на Поварской, в храме святителя Николая в Хамовниках, а с 1920-го г. – в храме преподобного Сергия Радонежского. В материалах его дела значится такое признание: «В 1920 г., будучи в Красной армии, в свободное время я посещал церковь и по религиозным убеждениям перешёл на службу в церковь дьяконом, оставив службу в Красной армии…». Уволили его как «служителя религиозного культа» и с должности конторщика в МОГЭС. Что побуждало этих людей поступать так, а не иначе, когда страна летела с колёс? Значит, это ложь, что «Россия слиняла в три дня». Здесь, в Николоямском переулке, ютился у своих прихожан нужный для страны человек, воспитанный царской Россией – врач, протодиакон Николай Селезнёв. Эти переулочки сегодня почти все перекрыты строительными заграждениями, и я с трудом пробираюсь к старинному крыльцу заколоченного дома – тронуть ручку двери, в которую входил будущий святой – этот или другой. И вижу, что уже подошли строители-узбеки, которые вот-вот пустят под снос этот чудный особнячок о трёх этажах, а дальше – будет строиться нечто безликое, такое, что и не поймёшь, оглядевшись, в какой ты нынче стране. «Что вам здесь надо?» – спрашивает один из них, как будто хозяин. И молчишь, потому что хочется сказать: «Мы здесь жили… Сто лет назад…». Ведь те люди, которые бескорыстно служили Церкви, искусству, культуре своей страны, никогда бы не допустили разгула чужебесия на всех уровнях общественной жизни!
Да разве поймёт сейчас этот рабочий, предки которого тоже были достойной частью Российской империи, что вот из этих дверей увели Михаила Селезнёва, осуждённого тройкой ПП ОГПУ МО по статье 58 УК. И сюда ему не разрешат больше вернуться после трёхлетней ссылки в Казахстане. Он будет вынужден уехать в Рязань. Проработав там два года в районной поликлинике, он снова был арестован. «При обыске изъято распятие…» – указано в документах. Он был осуждён на 10 лет и отправлен в Архангельскую область – в Котласский лагерь ГУЛАГ НКВД. 3 июня 1942 г. решением особого совещания НКВД он был приговорён к высшей мере наказания – расстрелу. Они не знали, что Михаил Селезнёв за месяц до приговора скончался…
Лучше вернуться к храму, украдкой оглядываясь на ослепшие окна старого дома. Надо отдать должное – православные храмы, помимо своей эсхатологической спасительной миссии, собрали вокруг себя в последнюю четверть века, в той или иной степени, пространство русской истории и культуры. И помогают каждому из нас собирать эту память на семейном уровне. А это тоже спасительно.
…Хоронили заключённых Котласского отделения ГУЛЖДС НКВД на левом берегу Малой Северной Двины, в общих могилах. По данным на 1 января 1942 г., в лагере было 2186 заключённых, содержавшихся в нечеловеческих условиях. К концу года погибло 1918 человек… Вспоминается протоиерей Вячеслав Шапошников, замечу, один из лучших поэтов XX века. Художник, литератор. Его отец, священник разрушенного храма, как раз в 1930-е, 1940-е гг. скитался с маленьким сыном по обездоленным русским деревням, встречая народ – то помрачённый безверием и гонящий священника, то запуганный до онемения, – но были и тогда люди, истово и бесстрашно верующие. Продолжая стезю отца, Вячеслав Шапошников в 1990-е гг. стал священником, ему выпало собрать у себя на приходе в Костроме остатки обездоленного лихолетьем народа. О выпавших на долю его семьи событиях он писал:
Переломная эпоха…
Нет конца и края ей.
Переломов хряст и грохот –
В горькой памяти моей.
Перегибы, переломы…
В дне июльском вздрогнешь вдруг:
Гул проломный вместо грома,
Смертоньки костлявой стук.
Господи! Спаси, помилуй
Мой измученный народ!
Пилят становую жилу
Целый век!.. А он живёт…
И снова читаем биографические справки на стендах, выстроенных вдоль храмовой стены, так, чтобы прохожие смогли остановить взгляд на этих лицах, а может, и остановиться, прочесть то, о чём так старались забыть строители светлого будущего.
Знали эти люди, за что они ответственны. Поэтому и были верны до смерти
…Алексей Данилович Зверев, родившийся в 1871 г. в подмосковном Борисово (теперь уже Москва), был выходцем из старообрядческой семьи, принявшим православие. Не раз приходил он беседовать к известному тогда московскому миссионеру и писателю, настоятелю храма преподобного Сергия Радонежского отцу Иоанну Виноградову, прежде чем принять такое решение. Прихожане – это были люди, которые могли внятно объяснить, во что они веруют, знали Священную историю, историю Церкви, православный мир прошлого и современности. Знали эти люди, за что они ответственны. Поэтому и были верны до смерти.
Алексей Зверев к 1904 г. стал штатным миссионером Московской епархии, организовал миссионерские курсы при нескольких московских храмах, в том числе и в родном селе Борисове. В 1917 г. был избран делегатом от крестьян на Поместный Собор РПЦ и активно участвовал в его работе.
В феврале 1918 г. был опубликован Декрет об отделении Церкви от государства. Начались бесчинства и грабежи церквей, аресты архиереев, священников, мирян. Был арестован архиепископ Пермский и Кунгурский Андроник (Никольский), бывший на Соборе председателем Отдела о правовом и имущественном положении духовенства. Палачи вывезли его за город и заставили выкопать себе могилу. Архипастырь помолился и сказал: «Я готов». Он спокойно лёг в могилу, его забросали землёй и выстрелили поверх.
Незадолго перед арестом архиепископ Андроник писал: «Поверьте, всё это безбожие и разбой есть вражеское наваждение, скверный налёт на русскую добрую и богобоязненную душу. За клятвопреступничество отнял Бог у нас разум и волю, пока не раскаются… а когда раскаются, то сначала постепенно, а потом целиком, прозрят всё духовно, почувствуют силу и, как Илья Муромец, сбросят тот ужас, который окутал страну нашу. …Может быть, меня на свете не будет, но не покидает меня надежда и уверенность, что Россия воскреснет со своим возвращением к Богу…».
Для выяснения обстоятельств гибели архиепископа направили комиссию, которая не смогла выехать, а вместо них поехали архиепископ Василий (Богоявленский), мирянин Алексей Данилович Зверев и присоединившийся к ним в Перми архимандрит Матфей (Померанцев). Расследование было проведено, но на обратном пути в вагон, где ехали члены комиссии, ворвались красноармейцы, расстреляли членов комиссии и изрубили шашками. Местные крестьяне схоронили тела мучеников, и к их могилам начались паломничества. Тогда революционеры вырыли тела и сожгли.
Мы сегодня привыкли к стандартной фразе: «В 2000-м г. они были причислены к лику святых». И редко уже задумываемся, что за каждой этой гибелью стоит простая человеческая жизнь, служение Богу, Отчеству, царю, народу своему. И эти люди в совокупности наполняли полноводную русскую жизнь. Где сегодня за несмолкающим глумлением хохмачей над Отечеством и русским народом, заполонившим ведущие телеканалы, нам услышать самих себя, голос своих предков, которые бы, наверное, не позволили себя так унижать?..
И когда мы говорим, что в революционное лихолетье Россия лишилась лучших людей, это можно подтвердить тысячами примеров. Мы берём священников и мирян только одного московского храма, только на одной улочке Москвы, в одном дворе. А рядом – десятки старинных церквей и столько же – закатанных под асфальт в годы безбожия: намоленных, любимых, величественных в своём космическом значении – и домашних, поскольку все свои беды и радости человек нёс в храм.
Дмитрий Михайлович Ильинский, родившийся в 1874 г. в селе Михнево недалеко от Москвы, окончил Перервинское духовное училище и Московскую духовную семинарию, где учился на одном курсе с будущими священномучениками Александром Лихарёвым, Павлом Косминковым, Дмитрием Беляевым и Петром Орлинковым. Преподавал русский язык в двухклассной церковно-приходской школе при храме преп. Сергия Радонежского, затем был рукоположен во диакона и преподавал Закон Божий во 2-м Таганском городском женском училище, а в 1-м Рогожском женском городском училище им. князя Щербатова состоял сотрудником в Комитете по устройству в Москве публичных чтений, принимал участие в деятельности Рогожского отделения московского общества трезвости. Это были поистине достойные люди. С началом Первой мировой войны, уже будучи священником, отец Дмитрий Ильинский благословил создание при храме благотворительного комитета для помощи семьям, оставшимся без кормильцев. Был организован лазарет на 40 коек с хирургической палатой… Отца Дмитрия арестовали в 1934-м году. В обвинительных показаниях, в частности, значилось: «…В декабре 1933 г. в разговоре <…> по поводу снятия колоколов с соседней церкви Василия Исповедника, Ильинский говорил, что большевики ограбили всё население, разорили честных людей, а сами богаче не стали – нет ни товара, ни продуктов…». 25 февраля 1934 г. тройка ОГПУ постановила признать Дмитрия Ильинского виновным по статье 58 (ч. 10 и 11) и приговорила к трём годам ссылки в Казахстан. Он был не годен к физическому труду. Умер по пути в ссылку, и место его погребения неизвестно.
Никоим образом не умаляя и достижений советской страны, оглянемся всё же каждый на свои семьи и пролистаем в памяти: разве обошла хоть одну семью эта 58-я статья? Спросим себя: все ли наши прадеды пережили 1918–1938 гг.? Порой люди погибали в лагерях только за то, что хранили в нагрудном кармане распятие. Тогда ясно станет, откуда такие чудовищные цифры людских потерь за эти годы предсказывал Достоевский, называл уже постфактум митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычёв)…
Среди подвижников храма преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе – священники Константин Яковлевич Гусев (пока не канонизирован) и Пётр Фёдорович Никотин, прихожане Виктор Васильевич Фролов, Николай Васильевич Кузьмин, Анастасия Петровна Жумаева, Иван Васильевич Малышев… Это – только те, о ком смогли найти сведения.
Ошибся философ Розанов, не слиняла Россия, ни в три дня, ни в сто лет
В живых из них остался только Пётр Иванович Красильщиков, 1917 года рождения, староста музыкального кружка духового оркестра и иподиакон. Только за это последнее он был осуждён на 10 лет лагерей. Ошибся философ Розанов, не слиняла Россия, ни в три дня, ни в сто лет, а как писал Михаил Пришвин: «Я расту из земли, как трава. Цвету, как трава. Меня косят, меня едят лошади, а я опять весной зеленею и летом к Петрову дню – цвету. Ничего с этим не сделаешь, и меня уничтожат, только если русский народ кончится. Но он не кончается, а может быть, только что начинается».
Они не были ‟из камня и стали”, они любили, страдали, радовались
Организатор выставки Светлана Волина рассказывает: «Я была волонтёром на Бутовском полигоне, добавляла в базу фотографии. Меня тогда поразило, что верующие люди с последних своих фотографий смотрят по-другому, как бы уже в небо, спокойно, без страха, словно предстоя перед Господом. И нет в глазах ненависти, словно молятся о тех, кто не ведает, что творит.
Были лица, на которых невольно останавливаешься. Одним из них оказался мученик Виктор Фролов. Я тогда не знала, что он к нашему храму относится. Позднее среди расстрелянных оказался и мученик Николай Кузьмин, о котором в нашем храме не знали. Захотелось узнать о нём и о тех, кто ещё был: кто они, как жили, как смогли устоять. Вот и стала заниматься – сначала одно следственное дело, потом другое, запросы, архивы, материалы, отказы, однофамильцы... Теперь эти люди словно родные. Захотелось о них рассказать. Они не были ‟из камня и стали”, они любили, страдали, радовались... За каждым словом в деле – целая жизнь. Сначала была мысль в притворе небольшую экспозицию сделать, с копией документов, потом идея формата изменилась – разместили стенды на улице, чтобы была возможность подойти, почитать у тех, кто идёт мимо, кто в троллейбусе едет и случайно увидит, у тех, кто, может быть, пока в храм не готов зайти. Удивительно, как старались помочь люди в работе, в архивах, организациях – жива ещё вера в Церковь и желание сделать что-то ради Бога! Жизнь людей, о ком рассказывает выставка, показывает, что человек всегда может найти место в церкви, где он Богу служит, будь он молодой, старый, сильный или немощный, одинокий или семейный. Их возвращение в храм – для меня это свидетельство торжества Божьей правды.
В нашем храме есть традиция личного делания, например, в 1914-м, когда силами прихода был организован лазарет для раненных, семья Коноваловых организовала и взяла на себя содержание хирургической палаты, а до этого статский советник издержал практически всё свое состояние, чтобы восстановить храм после пожара. Это был настоящий опыт деятельной веры, и для нас было очень важно приобщиться к нему. Слава Богу за всё!»
В каждом городе и селе есть такие мученики, прославленные и не прославленные ещё
Верится, что такие люди, как Светлана Волина, найдутся в каждом храме, а, возможно, и в школе, в библиотеке. Ведь сколько учителей безвинно пострадали за то, что преподавали в царской школе. Знаю не понаслышке о судьбах соратников педагога Сергея Александровича Рачинского.
Если быть честными с собой, то хорошо бы рядом с каждым памятником Ленину, что стоят, как правило, на бывших соборных площадях, на местах кафедральных соборов, поставить памятники новомученикам, подобные тому, что стоит в городе Шуя Ивановской области. И это будет не собирательный образ, а конкретные люди, пострадавшие за веру. В каждом городе и селе есть такие мученики, прославленные и не прославленные ещё. Раз не получилось построить коммунизм, не пора ли задуматься, что замешанное на такой крови светлое будущее нам не светит.
В наших силах – при каждом храме сделать подобные памятные доски с именами, фотографиями, документами тех, кто служил и молился в этих храмах. Тогда наша Церковь будет полной и живой, согласно христианскому учению о том, что у Бога все живы. И что народ – это и прошедшие поколения, и настоящие, и будущие.
Уличная выставка при храме преподобного Сергия Радонежского в Рогожской слободе не ограничена временными рамками и продлится в зависимости от технического состояния стендов.
Просмотров: 1395