Гроза всех московских больных

Категория: История

Доктор Григорий Захарьин кричал на своих пациентов, топал на них ногами, мог ударить – издевался, как умел. А они выздоравливали.

Принято считать, что лучший доктор – этакий добрейший Айболит. Ласковый, со спокойным, убаюкивающим голосом, уверяющий, что со здоровьем все прекрасно, надо только эти вот таблеточки попринимать. Однако самые высокие в Первопрестольной гонорары брал врач, обладающий принципиально противоположными качествами.

Лечение образом жизни

Ничто не предвещало докторской карьеры. Провинциальная Пенза. Отец – штабс-ротмистр, столбовой дворянин. Дед – директор городского Главного народного училища. Тем не менее, образование Гриша Захарьин получил в другой провинции – в Саратове. Денег нет. Здоровье слабое. При этом – первый ученик Саратовской мужской гимназии.

Скорее всего, именно проблемы со здоровьем определили профессиональный выбор юноши. Он поступает на медицинский факультет Московского университета, а окончив его в 1852 году, там же и остается – ординатором терапевтической клиники. Надо сказать, весьма серьезное признание успехов.

Диссертация, заграничная стажировка, профессура в том же университете, руководство той терапевтической клиникой, в которой некогда был ординатором. Все это на редкость стремительно – всего за десять лет.

Постепенно стал складываться авторский метод Захарьина. Анализы, исследования – по минимуму. Лекарства – в крайних случаях. И всего несколько наименований – те, действия которых доктор знал досконально.

По его представлению, основная причина болезней – неправильный образ жизни. Его-то и следует исправлять. Большая часть времени тратилась не на осмотр, а на расспросы. В какой семье родился, чем болел в детстве, каковы условия труда, привычки, на какую сторону выходят окна спальни. Интересовало все. И в результате становилось ясно, что нужно поменять.

Чаще всего, впрочем, оказывалось, что причина – в банальном пренебрежении к гигиене и правилам здорового образа жизни. Вредная еда, отсутствие свежего воздуха, физических нагрузок.

Грозный доктор Захарьин

Художник Константин Коровин посвятил Захарьину рассказ. Там было красочно описано «лечение» Григория Захарьина: «Хозяин стоит у каретного сарая. Кучер и дворник выкатывают пролетку. Хозяин стоит покорно и смирно, опустив руки и голову, а кучер надевает на него хомут, как на лошадь…

Запрягли хозяина. Под мышкой он держал оглоблю. Захарьин шел по двору впереди. За ним – два ассистента. А потом хозяин вез пролетку по двору, заворачивая кругом. Захарьин поднимал руку в белой перчатке, шествие останавливалось на пять минут, а потом опять хозяин вез, как лошадь, пролетку».

Возможно живописец и преувеличивал, но незначительно. Захарин мог разгромить кухню пациента, если она показалась ему недостаточно чистой. Вспороть подушки, если пух слежался или же подушки влажные. Чуть ли не в драку лез. И все ему сходило с рук.

А вот описание В.Гиляровского, визита Григория Антоновича к купцу Михаилу Ляпину, «поднатужившемуся» накануне блинами: «Профессор… очутился в маленькой спальне с низким потолком. Пахло здесь деревянным маслом и скипидаром. В углу, на пуховиках огромной кровати красного дерева, лежал старший Ляпин и тяжело дышал…

– Это что? – закричал профессор, ткнув пальцем в стенку над кроватью.

– Клопик-с… – сказал Михалыч, доверенный, сидевший неотлучно у постели больного.

– Как свиньи живете. Забрались в дыру, а рядом залы пустые. Перенесите спальню в светлую комнату! В гостиную! В зал!

Пощупал пульс, посмотрел язык, прописал героическое слабительное, еще поругался и сказал:

– Завтра можешь встать!

Взял пятьсот рублей за визит и уехал».

Не удивительно, что Григорий Захарьин считается одним из основоположников российской курортологии. Курорт – это и есть в первую очередь правильный образ жизни.

Режим дня, рациональное питание, безупречная экология, грамотно подобранные физические нагрузки, отказ от пагубных привычек. Впрочем, и на эти правила курортной жизни у Захарьина был свой, особый взгляд. Режим дня не поддерживал, говорил, что курорт не может уподобляться немецкой казарме. Спать нужно когда хочешь, есть когда чувствуешь аппетит.

К заграничным курортам относился скептически. Уверял, что лучший из курортов – подмосковная деревня. Предлагал дышать навозным воздухом, пить свежее молоко, спать на сене. Говорил: «Я – не навоз, не молоко, не сено – я только врач, и вылечить вас не берусь».

На пике успеха

Из чувства профессиональной солидарности коллеги защищают доктора Захарьина от его же собственной репутации. Эндокринолог Василий Шервинский пишет: «Все те чудачества, о которых рассказывали в связи с посещением Захарьина, мне думается, были в значительной мере преувеличены, а иной раз просто выдуманные. Я лично могу сказать, что встречал в профессоре Захарьине серьезного, строгого, но вежливого и корректно держащегося человека. Никаких чудачеств, о которых так много рассказывали в Москве в связи с Захарьиным, повторяю, лично я не знал».

И сразу же себя опровергает: «Что Григорий Антонович ругался в купеческих домах, так это не диво, так как подчас никакого терпения недоставало, чтобы переносить все те нелепости, которыми была полна домашняя обстановка замоскворецких купцов».

А он лишь льет масло в огонь общественного мнения. Требует, чтобы перед его визитом спальню больного перенесли с третьего этажа на первый и приготовили для него блюдо с персиками и бутылку хереса, все обязательно из магазина Елисеева.

Герой же упомянутого коровинского произведения рассказывал: «Завтра Захарьина жду, обещал приехать, ассистентов присылал. Приказали, чтобы все часы в доме остановить. Маятники чтобы не качались. Канарейку, если есть – вон. И чтобы ничего не говорить и чтобы отвечать, когда спросит, только «да» или «нет». И чтобы поднять его на кресле во второй этаж ко мне, а по лестнице он не пойдет. Вот что. Вот какой. И именем, отчеством не звать, – сказали ассистенты, – он не любит и не велит. А надо говорить «ваше высокопревосходительство». Вот что. А то и лечить не будет».

У Захарьина были проблемы с ногами, он этого, вероятно, стеснялся и таким образом старался камуфлировать свой собственный недуг под очередное чудачество самодура.

Гонорары от этого продолжали расти. Коллеги-врачи приходили в неистовство.

Успех головокружительный. Среди пациентов Захарьина – Чехов (тоже медик), Лев Толстой. Чехов уверял: «Захарьина я уподобляю Толстому – по таланту». А Толстой писал доктору: «Прошу Вас верить и любить меня так же, как я Вас».

В 1894 году он в Ливадии, лечит там самого императора, Александра-Миротворца. Захарьину предлагают стать придворным врачом. Он отказывается. Монархически настроенная часть общества записывает его за это во враги. Либеральная часть сделала это еще раньше – когда он согласился приехать в Ливадию и осмотреть императора.

Практика растет. За это Захарьина записывают во враги медики и студенты – променял науку на собственный карман. Друзей остается все меньше и меньше. А характер продолжает портиться.

Печальный финал

Смерть Захарьина была трагичной. Он, как можно догадаться, стал жертвой собственной несдержанности, импульсивности. Поссорился с собственными студентами, дело дошло до взаимных оскорблений.

Захарин сгоряча подал в отставку, и отставка была принята. Спустя год он скончался от кровоизлияния в мозг, оскорбленный и непонятый. Было ему 68 лет.

Григорий Захарьин вошел в историю как гениальный диагност и клиницист, как отъявленный грубиян и вообще крайне неприятный человек, как человек очень жадный до денег, но и как деятельный благотворитель.

В Пензенской губернии он выстроил на собственные средства вполне приличную амбулаторию. В помощь братьям сербам снарядил санитарный отряд, а в Черногории провел водопровод.

В помощь нуждающимся студентам Московского университета выделял до 10 тысяч рублей ежегодно, многих отправлял стажироваться за границу, а также участвовал в сооружении Музея изящных искусств. Неимущих пациентов консультировал бесплатно и, поговаривают, их было не меньше, чем с тех, которые платили за прием. Поддерживал приходские школы. Полностью финансировал медицинский журнал.

Будучи убежденным материалистом, тратил огромные деньги на ремонт и содержание храмов. На его средства – уже после смерти – была построена больница в подмосковном Куркино.

Даже в своей благотворительной деятельности этот великий человек не вписывался ни в какие рамки.