Имя на кресте
О священнике Димитрии Орехове († 1942, Вятлаг)
«Не забыть!»
В этом году праздник Покрова Пресвятой Богородицы пришелся на воскресенье. Житель пос. Рудничный Александр Прокопьевич Вязников в этот день посетил печальный лес на окраине поселка Сорда. Хрустит под ногами замерзшая трава… Холодный воздух, осенняя тишина застывшей в ожидании зимы природы. Александр Прокопьевич подходит к поклонному кресту, поставленному им совместно с прихожанами Покровского храма г. Кирс год назад на месте захоронений узников Вятлага. Тогда он был некрещеным, а теперь вернулся сюда уже православным христианином.
Сердце болит от созерцания множества провалов в земле: сколько же здесь братских могил заключенных! От этих безымянных могил незримые нити тянутся по всей России – всюду живут потомки узников. Год назад сюда пришла радость: на кресте появилось фото молодой женщины и памятная табличка М.Н. Малышевой, прозвучала церковная молитва об упокоении всех погребенных здесь православных христиан, в вере скончавшихся.
Ныне в светлый праздник Покрова Пресвятой Богородицы в Сорду снова пришла радость: Господь открыл имя еще одного из тех, кто лежит под соснами окрестных лесов. Александр Прокопьевич прикручивает к кресту фото и памятную табличку, из которой мы узнаем, что священник Димитрий Иванович Орехов (17.09.1881 – 01.06.1942) был настоятелем храма Преображения Господня с. Ходынино Рыбновского района Рязанской области, ревностно служил Церкви, подвергаясь гонениям властей, был арестован 22 января 1938 года, осужден 19 ноября 1940 года на 5 лет исправительно-трудовых лагерей по статье 58 пункты 10 и 11-1, умер на 2-м лагпункте пос. Сорда, реабилитирован 7 января 1966 года.
Многое не уместилось в скупые строки текста таблички. Внук священника полковник запаса Андрей Борисович Орехов положил немало трудов на то, чтобы собрать материалы о жизни своего деда и найти место его упокоения, и благодаря его усердию мы многое знаем об отце Димитрии.
Жизнь как служение
Орехов Дмитрий Иванович родился в 1881 году в селе Булычёво Скопинского уезда Рязанской губернии, он был предпоследним – шестым – ребенком в семье священника Архангельской церкви (архангела Михаила) села Булычёво Иоанна Петровича Орехова и его супруги Анны Семеновны.
С 1892 года Дмитрий пять лет обучался в Рязанском духовном училище, а еще через шесть лет, по окончании полного курса Рязанской духовной семинарии, был определен псаломщиком в Воскресенскую церковь села Ловцы Зарайского уезда Рязанской губернии. В 1906 году обвенчался с дочерью местного протоиерея Михаила Дмитриевича Арбекова – Евгенией. В этом же году определен священником к Борисоглебской церкви села Константинова Спасского уезда Рязанской губернии. Состоял учителем Закона Божия в земской школе с. Константинова. В 1913 году по прошению был переведен священником в Преображенскую церковь с. Ходынина Рязанского уезда Рязанской губернии. До конца 1917 года состоял законоучителем в местной земской школе.
В Константинове у Дмитрия Ивановича и Евгении Михайловны родились трое старших детей – Нина, Анатолий и Владимир, а в Ходынине двое младших – Николай и Борис.
В Ходынино отец Димитрий считался крепким, зажиточным хозяином: держал одну-две лошади, двух-трех коров, имел дом, крытый черепицей, с хозяйственными постройками, плодовый сад в 60 деревьев, большую пасеку в 90 ульев, сельскохозяйственную технику, в страду нанимал работников и работниц. Все члены семьи отца Димитрия постоянно и много работали на своем хозяйстве. От казны он получал пособие в 294 рубля.
Меды отца Димитрия Орехова славились на всю округу
Большую часть свободного времени отец Димитрий уделял своему любимому занятию – пчеловодству. У него были прекрасные и известные на всю округу меды. Заготовленные под заказ мед и другие продукты пчеловодства он развозил членам Рязанского медицинского общества врачам П.М. Виноградову, К.А. Николаеву и другим. Окская пойма – уникальное и благодатное для пчеловодства место, недаром НИИ пчеловодства был открыт в г. Рыбное.
После 1917 года началась травля священства, которая резко усилилась после жестокого подавления большевиками крестьянского восстания в Рязанской губернии в ноябре-декабре 1918 года.
В № 19 от 28 января 1920 года газеты «Известия» Рязанского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов была опубликована статья некоего Кацевича под заголовком «Спекуляция крещенской молитвой (в с. Ходынине)». В ней в частности говорилось о том, что «в селе Ходынине поп Орехов ходил по домам с так называемой крещенской молитвой, за которую кроме денег вымогал от стариков в каждом доме еще соли и катушку ниток». В связи с этой публикацией Рязанским губернским епархиальным советом было заведено дело и начато расследование. По итогам расследования, проведенного благочинным Дроздовым, установлено, что статья содержит клевету и «со стороны священника Орехова случаев вымогательства не было».
Преследования и травля отца Димитрия со стороны советских властей продолжались все 1920-е и 1930-е годы вплоть до его ареста в 1938 году. В мае 1930 года правлением колхоза была предпринята первая попытка выселить отца Димитрия вместе с семьей из построенного им дома, но сельчане не дали своего батюшку в обиду. В дальнейшем эти попытки возобновлялись не раз, и в итоге при содействии представителей НКВД семья священника была переселена в старый полуразвалившийся дом.
Не хватало денег на самое необходимое, и многодетной семье священника приходилось подолгу голодать
Отец Димитрий неоднократно помогал крестьянам писать грамотные и обоснованные заявления в различные инстанции г. Рязани с целью снижения непосильных налогов, получения материальной помощи, опротестования незаконных действий правления колхоза и т.д. Многие из этих просьб и жалоб приводили к положительным для крестьян результатам, что вызывало открытое неудовольствие властей. Преследования священника усилились.
За 20 лет проживания в СССР (до самого ареста) отцу Димитрию так и не выдали советского паспорта, что подтверждается одним из протоколов уголовного дела. Имущество и скот, принадлежавшие семье Ореховых, были экспроприированы и обобществлены. Вконец обнищавшие крестьяне, силой согнанные в колхоз, не могли платить, как прежде, в церковную кружку и за требы. Церковные службы разрешались администрацией только в исключительных случаях, а прихожане, посещавшие храм, подвергались преследованиям. Многодетная семья Ореховых очень нуждалась, не хватало денег на самое необходимое: питание и одежду. Родителям и детям приходилось подолгу голодать.
Все заработанные средства Дмитрий Иванович и Евгения Михайловна вкладывали в образование детей: покупали книги, учили музыке, расширяли курс школьного обучения. Матушка Евгения постоянно занималась воспитанием и дополнительным образованием своих детей. Впоследствии двое из них стали учителями, трое – инженерами.
От ареста до Вятлага
Дорога священника Димитрия Орехова в Вятлаг началась с ареста 22 января 1938 года, когда он был взят под стражу Рыбновским РО УНКВД и первоначально обвинен вместе со священниками В.И. Орловым и Б.В. Кудриным в преступлениях по ст. 19 – 58 п. 8 (террористические акты и вооруженное восстание) и ст. 58 п. 10 ч. I (антисоветская агитация и пропаганда) УК РСФСР. В дальнейшем уголовные дела в отношении каждого из них были выделены в отдельное производство.
Мы можем только догадываться по немногим сохранившимся документам из его дела, сколько мучений перенес этот человек. На первом допросе, состоявшемся в Рязанской следственной тюрьме № 1 в день ареста, 22 января 1938 года, Дмитрий Иванович отрицал все предъявленные ему обвинения.
На втором запротоколированном допросе, состоявшемся там же 22 сентября 1938 года, через 9 месяцев «усиленных дознаний», он подписал признание во всех «смертных грехах»: в участии в контрреволюционной повстанческой организации церковников, в подготовке вооруженного восстания для свержения советской власти, в антисоветской агитации и пропаганде, в колхозном вредительстве и т.д.
9 месяцев «усиленных дознаний», затем 10 заседаний суда… Он был оправдан, но прокуратура оправдание опротестовала
На третьем запротоколированном допросе, 20 декабря 1938 года, через 3 месяца после второго допроса, отец Димитрий отказался от своих предыдущих показаний и уже более никогда с ними не соглашался.
С 5 февраля 1939 года по 23 июля 1940 года состоялось 10 заседаний Рязанского областного суда: после многих возвращений дела на дополнительные расследования 28 апреля 1940 года последовал наконец оправдательный приговор суда. Но власти не могли смириться с этим. После протеста заместителя Рязанского областного прокурора по спецделам Овчинникова в Верховный суд РСФСР состоялось новое судебное заседание, и оправдательный приговор отменили. Дело вернули на доследование с дополнительным обвинением по статье 58-11. Судебная борьба продолжалась еще восемь заседаний – до октября 1940 года, когда по указанию прокурора Рязанской области Николая Венедиктовича Жогина (бывшего слесаря и будущего заместителя Генерального прокурора СССР) дело по обвинению Орехова Д.И. по ст. 58 п.п. 10 и 11 ч. 1 УК РСФСР направлено на рассмотрение Особого совещания при НКВД.
Ни на одном из заседаний суда отец Димитрий виновным себя не признал. Самооговор на допросе 22 сентября 1938 года объяснял давлением следователя.
Дело он считал сфабрикованным, а показания против него отдельных свидетелей – лживыми. Сан с себя отец Димитрий снимать отказался. При заполнении всех личных дел, протоколов и других судебно-следственных документов объявлял себя православным священником. Пока шло судебно-следственное делопроизводство, отец Димитрий содержался в Рязанской следственной тюрьме № 1. Он провел в ее камерах почти 3 года (2 года и 10,5 месяцев).
На заседании Особого совещания при Народном комиссариате внутренних дел СССР от 19 ноября 1940 года огласили приговор: «Орехова Дмитрия Ивановича за участие в антисоветской группе заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет».
«Зеленый расстрел»
Сан отец Димитрий снимать отказался, на что в сопроводительных документах особо указывалось лагерному начальству
Народная молва метко окрестила отправку в лесные лагеря «зеленым расстрелом», приравняв ее к смертному приговору. Сан с себя отец Димитрий снимать отказался, и в сопроводительных документах на него следствие позаботилось указать это лагерному начальству. Этап в Вятлаг прибыл под новый год – 26 декабря 1940 года. Он здесь прожил недолго – всего 1 год и 5 месяцев.
Камеры Рязанской тюрьмы и допросы следователей не прибавили сил отцу Димитрию. Из крепкого и практически здорового мужчины он за три неполных года превратился в «развалину». По заключению тюремного и лагерного врачей в конце 1940 года у 59-летнего з/к Орехова диагностированы: хроническая малярия, эмфизема легких, декомпенсированный миокардит, хронический бронхит, анемия крови, хронический полиартрит, старческая дряхлость. При актировании в лагере ему была определена первая группа инвалидности и… годность к физическому труду средней тяжести (!).
Отец Димитрий отбывал наказание в лагерях Верхнекамского района:
- отдельный лагпункт № 1 (поселок Рудничный),
- отдельный лагпункт № 4 (поселок Полевой-2, он же Сангородок),
- отдельный лагпункт № 2 (поселок Сорда).
Через девять месяцев заключения в лагерях группа инвалидности изменена лагерным врачом с первой на вторую. Неужели голод, холод и работа в вятских болотах могли оздоровить настолько, что тяжесть труда для него решено было усилить? Или, наоборот, побоялись, что выживет вопреки системе умерщвления? Большинство истощенных тюрьмой и этапом людей работой на лесоповале добивали в течение месяца.
О том, что перенесли заключенные в лагерях Вятлага, невозможно вспоминать без содрогания: истощенные люди без всякой механизации валили и вывозили лес, добывали в карьерах фосфорную руду и возили ее на станцию железной дороги, строили в таежной болотистой местности насыпи, мосты, железные и грунтовые дороги. Ничтожный паек, убийственный и без всякой работы, отсутствие спецодежды, абсолютно невыполнимые нормы выработки, работа без выходных, полчища клопов, а нередко и вшей, холод и сырость в бараках. Путь до места работы в несколько километров надо было преодолевать дважды в день, часто по заснеженной целине. И при этом жесткая установка на всех уровнях лагерной системы: план любой ценой.
Не меньше, чем от произвола лагерного начальства, абсолютно бесправные «политические» заключенные страдали от засилья уголовников-рецидивистов – профессионалов преступного мира.
Смертность в лагерях в начале войны была катастрофической. Каждое утро из бараков на подводах вывозили трупы заключенных на «кладбище». Зимой трупы закапывали в снег. Для почти половины заключенных Вятлага 40-градусные морозы зимы 1941/1942 года, самой холодной за весь период метеонаблюдений в Вятском крае, стали роковой чертой. Смерть собирала свою обильную жатву также весной и летом, в этот поток попал и отец Димитрий Орехов: он не дожил 3,5 месяца до своего 61-го дня рождения. 1 июня 1942 года в лазарете 2-й команды 2-го отдельного лагерного пункта Вятлага отец Димитрий умер. Как констатировал лагерный врач в акте о смерти от 1.06.1942 года: «смерть последовала от паралича сердечной деятельности на почве миокардита при явлениях истощения и авитаминозного поноса». Хронический понос и цинготная водянка – типичные лагерные диагнозы. При этих болезнях человек выглядит страшно: ноги толстые от воды, как столбы, при чудовищной худобе от истощения.
Похоронен Дмитрий Иванович Орехов на кладбище 2-го ОЛП на окраине поселка Сорда Верхнекамского района Кировской области. За давностью лет конкретное место захоронения определить невозможно. Слава Богу, что теперь отмечена табличками территория обнаруженных погребений. Эту работу также выполнил Александр Прокопьевич Вязников.
«Вы пришли ко Мне»
«В темнице был, и вы пришли ко Мне», – эту заповедь Иисуса Христа, отождествившего Себя с узником темницы, исполнил в день Покрова Александр Прокопьевич Вязников, и с ним мысленно и молитвенно был и внук священника Димитрия Андрей Борисович Орехов.
Андрей Борисович вспоминает, как страшно ему было читать уголовное дело деда на Лубянке – с каждой страницы веяло дыханием ГУЛАГа: бесконечные допросы, переводы, обыски, суды, показания свидетелей, два с лишним года в камере рязанской следственной тюрьмы, приговор Особого совещания НКВД, срок… Поначалу он был подавлен этой информацией. Почему это было скрыто и государством, и родственниками? Ведь сказано: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным…»
В один из служебных отпусков Андрей Борисович поехал в вятскую тайгу – в болотах Врехнекамья искать лагерь, где провел свои последние дни жизни дедушка Димитрий. Тогда найти это место не удалось. Но он все-таки приехал в Вятлаг и решил хотя бы символически почтить память лежащего на этих таежных просторах родного человека. В Свято-Троицком храме г. Раменское перед поездкой было заказано заочное отпевание дедушки, а теперь в душистой луговой траве, что выросла на вятлаговской земле, перед ним на полотенце были разложены взятые с собой крест, тексты молитв, земля с панихиды. Как смог, прочитал литию за упокой души раба Божия Димитрия, высыпал землю, а взамен взял с собой пригоршню вятлаговской земли.
По приезде в Раменское Андрей Борисович поставил единый памятник отцу и деду, на могилу отца высыпал кладбищенскую лагерную землю. Теперь у деда есть символическая могилка, и, как минимум, на памятнике они будут вместе. А внукам и правнукам есть куда прийти, чтобы помолиться за упокоение душ родных людей.
Позднее стало известно, что лагерь, где умер дед, находился в Сорде, а местные краеведы нашли лагерное кладбище и там поставили поклонный крест. А на праздник Покрова 2018 года этот крест стал также и памятником деду в месте его трагической кончины.
Открылось еще одно удивительное дело: оказалось, что в семье дяди, Орехова Владимира Дмитриевича, в строжайшей тайне все советские годы хранился наперсный крест дедушки Димитрия и его Евангелие. Прикоснуться к этим святыням было для Андрея Борисовича особенно волнительно. Из небытия постепенно появлялась на свет биография неизвестного человека – его деда, умершего за веру Христову. Это давало пищу для дополнительных размышлений о неисповедимости путей Господних.
В строжайшей тайне все советские годы хранился наперсный крест дедушки Димитрия и его Евангелие
Сатана приложил все усилия, чтобы руками беззаконных умертвить, превратить в лагерную пыль служителей Божиих, а затем заставить потомков стереть и саму память о них. Многие годы страна жила по заповеди: «Помнить нельзя! Забыть!» Но то, что в сердце человеческом, не подвержено никаким внешним воздействиям. Царство Божие внутрь вас, между вами, – говорит нам Господь, – внутри нашего сердца. И над этой святыней нашего сердца распростерт Покров Божией Матери, Ее молитвенное предстательство о каждом из тех, кто верует во Христа, кто является членом Его Церкви. Мы празднуем этот Покров, сокровенный в сердце нашем, который умудряет совсем простых людей правильно расставить знаки препинания: «Помнить! Нельзя забыть!»
Алевтина Телёпина
29 октября 2018 г.